«Ты бросил в нее камень, – сказал Пирен. – Ты бросил камень, защищая меня.»
Голос мертвого брата был детским, потому что Пирен умер ребенком. Взрослым был он, ибо все мертвецы – ровесники. Журчанием воды в чаше фонтана, прохладой источника, рядом с которым я укротил Пегаса; шепотом ветра, гуляющего меж колонн, был его голос.
«Я теперь, случается, забываю свое имя, но это я помню. Ты кричал: «Получи, гадина!» В царстве теней я слышу, как ты кричишь. Слышу и смеюсь.»
Я обещал убить ее, Пирен. Я ее убил. Или не убил, не знаю.
«Убил, не убил. Для мертвых это не имеет значения. Я теперь живу в каждом камне, который бросает брат, защищая брата. В каждой Химере, когда в нее попадает этот камень. Я бессмертен, понимаешь? Ты теперь тоже бессмертен. Даже свались ты сейчас с Пегаса и разбейся насмерть, ты уже бессмертен.»
Если я убил ее, Пирен, если клятва исполнена – почему мне не стало легче? Я победил Химеру, я не позволил Хрисаору подменить меня в этой битве. Отчего же я полон сомнений? Где радость? Упоение? Восторг?! Это все потому что я не герой? Не великан?
«Как по мне, ты настоящий великан, – голос Пирена изменился. Журчание воды стало шорохом песка, скрежетом валуна, ползущего вверх по склону горы, до самой вершины. Теперь со мной говорил Сизиф. – Просто еще не вырос достаточно, чтобы узнать об этом. У тебя все впереди. Расти великаном, парень, будь великаном. Настоящим! А доказывать всему миру, что ты великан, не надо. Это лишнее, пустое. Сколько бы врагов ты ни убил, это убьет тебя еще вернее.»
Дедушка!
«Сын Главка, сына Сизифа. Внук Сизифа, сына Эола. Брат Пирена, Делиада, Алкимена. Дитя Эвримеды, дочери Ниса. Никакой бог этого не отменит. Так бывает, парень. Боги приходят и уходят, а мы остаемся. Ты не первый, кто угодил в эту ловушку, но ты и не последний.»
Я подставил лицо ветру, чтобы он смахнул мне слезы.
И увидел огонь.
Отец говорил, лошади видят лучше собак и кошек, но хуже, чем человек. Зрение Пегаса не уступало орлиному. Я бы, пожалуй, и не заметил огня с такого расстояния, но глазами Пегаса я все различал так, словно пламя горело в шаге от меня: протяни руку – обожжет. Химера? Возродилась?! Огонь был синий и зеленый, он колыхался морской водой, взметывал на гребнях пену белесого дыма, будто прилив у берегов Эрифии. Наверное, красный цвет был недоступен крылатому коню.
Горел Аргос.