– Алале!
Покинув новое святилище при первых же воплях Гермия, Афина кинулась было на звук боевого клича, но вовремя остановилась. Гермий бросал вызов Химере, стоя над своим собственным храмом, объединяя храм и бога в единое целое, а значит, явись Афина на чужую территорию без приглашения, вторгнись туда, куда тебя не звали и звали не тебя – это будет все равно что попытка изнасилования, беззаконного вторжения в чужую плоть и суть.
В таком случае Гермий способен не отличить Химеру от Афины.
Остаться в Эфире? И пропустить зрелище, какое, возможно, случается раз в жизни? Взлететь над городом, к облакам? Отсюда хорошо виден братний храм. Нет, нельзя, слишком близко, слишком явно. Химера сгоряча может решить, что вызов бросила Афина. Что вызов – дело двоих: один кричит, другая в засаде. Ради этой ловушки, выходит, копьеносная дочь Зевса и повисла над городом. Эфира вот-вот станет котлом, в котором закипят самые жаркие, могучие, самые первобытные чувства смертных: поддержка своих против чужих.
Для бога, собравшегося в битву, они ценней нектара и амброзии.
– Алале!
Решение пришло быстро: столь же разумное, сколь и оскорбительное.
Лес был как лес. Как любой другой, растущий на окрестных холмах: буки и вязы, заросли мирта, кусты можжевельника. Пни, сухой бурелом. Буйство травы на пологих склонах. Яма громадных размеров. Три сломанных ясеня по краям. Дальше к западу – матерый дуб.
На макушке дуба – сова.
Врут, что совы слепы днем. Пернатый хищник подолгу, не мигая, глядит на светлое небо. Пролетающую ворону сова заметит, даже если смотрит против солнца. А уж мышь и вовсе увидит за четыре стадии! Расстояние от дуба до Гермиева храма над Лехейской гаванью превышало четыре стадии, но и все участники предстоящего сражения были куда крупнее мышей. Сохраняя облик совы, Афина порадовалась тому, что избрала себе в атрибуты достойную, а главное, полезную птицу – и щелкнула клювом, раздражена необходимостью скрывать свой истинный облик.
Принуждение – лучший способ довести олимпийца до бешенства.
– Пора!
Совиный слух – достойная пара острому зрению. Нет, это не Гермий, поняла Афина, едва услышав возглас. Если сомнения и оставались, их мигом развеял Пегас, взметнувшись к небу с мальчишкой на спине. Сразу же после явления всадника на крылатом коне исчез Гермий, как будто не он только что блажил на всю Ойкумену, грозя Химере. Сговор? Со смертным?! Бог вызывает, мальчишка бьется…
Афина содрогнулась, вспомнив звук, с каким лопнула золотая уздечка. Вцепилась когтями в ветку, едва не сломав шаткий насест. Присмотрела другую ветку, покрепче. Важно остаться здесь, не соваться сломя голову в чужие игры; это сейчас важней всего и трудней всего. В сердце бушевала буря, способная толкнуть богиню на опрометчивые поступки. О них потом сокрушаешься, готова отдать последнее, лишь бы исправить, да только последнего больше нет: утратила, растеряла, развеяла по ветру.