Но Екатерина почти не обращала на нее внимания. Рассудительность покинула ее; она была уверена, что визит Кранмера сулит недоброе, и впала в исступление — в ужасе металась по комнате, пытаясь выбраться наружу. Никакие усилия Изабель и других дам не помогали. Наконец Екатерина сдалась: села на пол, прижала колени к груди, обхватив их руками, и всхлипывала сквозь икоту. В таком состоянии и застал ее вернувшийся после ужина архиепископ Кранмер.
— Дочь моя, — мягко начал он, вставая на колени рядом с ней, — я пришел узнать правду и предложить вам утешение, потому что его величество — самый добросердечный и милостивый правитель. Он обещал вам прощение, если вы признаете свою вину.
Прощение! Генрих обещал простить ее. Он не совсем от нее отказался.
Безумная тревога улеглась. Екатерина подняла заплаканное лицо и вскинула вверх руки:
— О, милорд, я покорнейше благодарю его величество за то, что он оказал мне больше милости и снисхождения, чем я заслуживаю. Я не осмелилась бы просить о таком, не могла даже надеяться.
Теперь она тихо плакала, растроганная добротой Генриха, которая действительно намного, намного превосходила все, чего можно было ожидать в сложившихся обстоятельствах. Потом, заново осознав, что потеряла любовь короля и разрушила собственную жизнь, Екатерина опять заревела, содрогаясь от горя и отчаяния.
Кранмер заговорил бодро:
— А теперь, мадам, прекратите эти глупости! У вас нет никакого повода. Что вас так огорчает? Король обещал вам милосердие. Разве это плохая новость?
— Нет. — Екатерина всхлипнула.
— Послушайте, дитя, я хочу только одного, чтобы вы открыли мне свое сердце. Скажите, почему вы плачете?
Она продолжала сидеть на полу, сжавшись с комок, и пыталась справиться с собой. Кранмер протянул ей руку и помог встать, после чего усадил в кресло перед очагом, а сам сел напротив.
— Ну, — начал он, — почему вы пребываете в таком плачевном состоянии?
— Увы, милорд, зачем только я живу на свете! — воскликнула Екатерина. — Страх смерти никогда не печалил меня больше, чем печалит сейчас воспоминание о доброте, какую проявлял ко мне король, и когда я думаю о том, какого имела благосклонного и любящего супруга, то не могу не горевать. И эта нежданная милость, на какую я не могла и надеяться, будучи столь недостойной, делает мои проступки еще более ужасными, чем они казались мне до сих пор. И чем больше я думаю о величии сострадания, выказанного мне его милостью, тем сильнее скорблю сердцем о том, что так провинилась перед своим повелителем. — И Екатерина снова заплакала.