Гейдж поклонился:
— Мадам, я здесь для того, чтобы распустить ваш двор. Ваши слуги будут уволены, но вы можете оставить при себе леди Бейнтон.
— Я должна отправиться в Тауэр?! — воскликнула Екатерина, сжимаясь от ужаса.
— Нет, мадам. Мне дали понять, что окончательное решение относительно вашего будущего еще не принято, но дело прояснится через два или три дня, тогда станет известна ваша дальнейшая участь.
Все это не предвещало ничего хорошего. Размышляя о том, что увольнение ее немногочисленных слуг — недобрый знак, Екатерина наблюдала, как те собирают свои вещи, а Изабель любовно прощается с Эдвардом. Екатерина была вынуждена отвернуться, так ее сильно расстраивало лицезрение их взаимной любви и сознание того, что у них есть будущее. Но все же если бы Генрих собирался казнить ее, то отправил бы в Тауэр уже сегодня. Честно говоря, она не знала, что и думать, и понимала, что панцирь храбрости, который она на себя нацепила, с каждым часом истончается. Она больше не могла терпеть неизвестность.
В четверг, девятого февраля, стоял жгучий мороз. Закутавшись в накидки, Екатерина и Изабель сидели у очага и играли в карты. Екатерина все время проигрывала, потому что не могла сконцентрироваться. В комнате висело ощутимое напряжение.
Снова шаги! Потом стук в дверь. Они услышали, как стражники открыли ее, затем — мужские голоса. Один принадлежал Кранмеру.
Он вошел в сопровождении нескольких тайных советников и других мужчин, которых представил как членов парламента. Екатерина едва могла вдохнуть. Через несколько мгновений она узнает свою судьбу.
— Мадам, билль о лишении гражданских прав получил одобрение короля и стал законом. Вы и леди Рочфорд за государственную измену лишены гражданских и имущественных прав обеими палатами парламента и осуждены на смерть и конфискацию имущества.
Смерть! Худшее, что могло выпасть на ее долю. Неужели это случилось? Невероятно! Если бы Екатерина не сидела, то рухнула бы на пол. Это была расплата, Божья кара за ее прегрешения.
Изабель, безудержно рыдая, вслепую протянула руку к сестре, но у Екатерины не хватило сил взять ее. Она принудила себя слушать архиепископа, хотя какое значение имели теперь остальные его слова?
— Его величество, — говорил Кранмер, — желает действовать в вашем случае со всей умеренностью и по справедливости, а потому прислал нас к вам с предложением, если вы хотите, выступить в свою защиту в парламенте.
Что это даст? Парламент уже осудил ее, и ей нечего было сказать в свое оправдание. Однако Екатерина не единожды обдумывала, что скажет, если этот страшный день все-таки наступит. Она была готова, а потому начала: