Азамат хохочет.
Наконец акустическая пытка заканчивается, и снова звучит одна только музыка. Тут уже и мы подходим поближе, послушать. Инструменты у них симпатичные: пёстрые, раскрашенные, с нарисованными солнцами и людьми. Есть похожие на небольшие квадратные контрабасы, их несколько штук разной высоты, и играют на них смычком, сидя. Есть что-то вроде шепелявой свирели, которая издаёт столько же шума, сколько и звука, но приятно напоминает ветер. Есть барабаны и ещё что-то щипковое, за чужими спинами не разберу.
Потом музыка приобретает отчётливую танцевальность, и внезапно на площадку перед лестницей выкатывается пылающая от смущения и азарта Динбай, волоча за руку, вероятно, своего мужа -- статного молодого парня с короткими волосами, натурально стоящими дыбом. Она принимается кружить вокруг него, в такт музыке помавая руками, причём она так быстро перебирает ножками под своей длинной юбкой, что получается невыразимо смешно. Блестящие нити в её одежде сверкают, драгоценная броня на шее позвякивает. Парень поначалу теряется, но потом, когда музыка становится быстрее, он тоже подключается к танцу, и скоро они уже вместе кружат по "сцене", совершая руками такие быстрые и плавные движения, что трудно поверить, будто у них по два локтя, а не по восемь. Его хом в виде, насколько я могу судить, двух бобров, подлетает в воздух при каждом резком движении и, наверное, сильно бьёт по груди. Народ начинает хлопать и присвистывать, молодые ребята скоро тоже присоединяются к пляскам, и Динбай, должно быть, чувствует себя настоящей королевой бала. Ни за что не поверю, что Эсарнай станет выделывать такие фокусы, да и за себя ручаюсь.
Танцы затягиваются надолго, и те, кому стало скучно смотреть переключаются на бараньи и ещё какие-то национальные игры. Я присоединяюсь и снова кой-чего выигрываю, правда, поздравляют с этим выигрышем Азамата.
И вот, наконец, когда танцы уже слегка затухли, к оркестру присоединяется Ахамба. У него тоже есть квадратная скрипка, но он берёт на ней только отдельные стонущие ноты, предоставляя остальным музыкантам подхватывать его мелодию. Я с трудом разбираю, что он поёт, тем более что не узнаю многих слов, когда он их растягивает на полминуты. И всё же некое печально-обнадёживающее повествование складывается.
Из зимней стужи прочь
Мы вышли без потерь.
Белее снега ночь,
Крадётся в ней серый зверь.
Гнедой мой конь силён,
Резвится на снегу.
Хозяйке бью поклон,
Добиться её не могу.
Голос у него красивее, чем у предыдущего оратора, но тоже довольно высокий. Правда, на последних, повторяемых и до неузнаваемости растянутых строчках каждого куплета он показывает три, если не четыре октавы с самыми неожиданными переходами.