«Я что, с ума сошла? Зачем залезла?»
Она присела на корточки — и ощутила привычность этого действия.
Прошел всего миг, и Инна уже хотела встать и выбраться отсюда: действительно, что за глупость — прийти в пустой дом и забраться в стенной шкаф! Но в следующую секунду услышала голоса. К плечу что-то мягко прикоснулось, и она испуганно вскрикнула, но тут увидела, что это пальто.
Шкаф больше не был пустым: внутри висела одежда, на полочках лежали шапки и платки, на полу стояла обувь. На специальных крючках помещались зонтики. Теперь тут было тесно, и Инна удивилась, как она вообще здесь помещается.
Между створками двери был небольшой зазор, так что в шкаф проникал свет. И в этом свете Инна увидела свои колени, ноги, руки. Вместо джинсов и футболки на ней было синее платье с длинными рукавами и колготки. На ногах — стоптанные домашние тапочки в горошек.
Девушка превратилась в маленькую девочку, оставаясь при этом взрослой в теле ребенка.
«Бред, бессмыслица!»
Инна стала Евой и привычно прислушалась к тому, о чем говорили на кухне.
— И чё я после этого должна — ноги ей целовать? Вот они у меня где! — Раздался звучный хлопок. Голос говорившей был, кажется, знаком. — Сам сел и мамашу свою посадил! Сели мне на шею и поехали. И мне еще, главное, говорит! Тычет мне своим сыночком драгоценным! — Говорившая перевела дух. — Давай, за все хорошее!
Посудный звон, означающий, что собеседники сдвинули бокалы.
— Сердитая прям водка какая-то. Где брала?
— В «стекляшке», — вяло ответил другой голос.
— Ну, ясно. Так вот я и говорю… Как пошла на нее! Ты, говорю, на меня хлеборезку-то свою не разевай! Я тебе все зубы твои вставные повыбиваю!
Инна поняла, почему голос ей знаком. Дурацкое словечко «хлеборезка», эта фраза «как пошла на нее». Конечно же, на кухне сидела та полная продавщица, которую Инна встретила, когда в первый (или какой на самом деле?) раз приехала в городок.
«Неужели это моя мать?»
Но следующая фраза показала, что это не так.
— Ладно, чё все обо мне-то. Сама как?
— Не могу больше, Ирка, — сказал второй голос, и сердце Инны подскочило к горлу. Это явно была хозяйка дома, Зоя Панкратова. Больше некому.
«Значит, это моя мать. А где же Сева?» — подумала Инна, и тут Ира задала ее вопрос вслух:
— Где твои-то?
— Мотаются где-то. Пускай бы и не приходили.
В голосе Иры прорезались сочувственные нотки:
— Так плохо, что ли?
— Куда уж хуже. Раньше хоть Витька был, все не одна. Пусть и пил. А все же человек, не эти… уроды.
— Ты не крутенько так-то? Все же детки родные.
— Какие они мне родные? — вызверилась вдруг Зоя. — Не смеши! Уроды самые натуральные! Молчуны проклятые! Мороз по коже от них. Все между собой, а на меня — как на дуру. А я дура и есть, Витьку послушала! Нечего было их брать тогда! Может, и он бы жив был!