Максим Кривонос двинулся к Старо-Константинову на второй день после взятия Полонного. По дороге в его войска влился отряд уманского полковника Ганжи.
Не очень-то веря в боевую мощь крестьянских куп, которые составляли большинство в войске Кривоноса, Богдан Хмельницкий отправил под Старо-Константинов свой Чигиринский полк. Армия Кривоноса насчитывала шестнадцать тысяч конницы и пехоты и имела более сорока пушек. Эта армия взяла много городов, всегда превосходя числом противника. Ныне ее ждало иное испытание: встреча в поле с регулярным войском.
Такова была расстановка сил перед самым большим и решительным сражением летней кампании 1648 года.
7
Пчела вилась где-то у левого виска, и он ее не видел и не знал, что делать: то ли махнуть рукой и отогнать ее, она может и опередить, вонзиться в глаз, то ли покориться и ждать, замерев, пока она сама улетит.
Пчела и впрямь скоро улетела, и тогда он проснулся.
Вершинка палатки была просвечена солнцем.
«Заспался, — покорил он себя и вспомнил сон. — Покусать нас все равно покусают. Лишь бы не до смерти».
И подумал о том, что многие сегодня умрут, убитые пулями, ядрами, саблями.
Его пробуждения ждал вернувшийся из разведки казак.
— Пан полковник, по твоему приказу ходил проведывать, как стоят поляки.
— Ну, как же они стоят, вороги? Крепко ли?
— Крепко, пан полковник! Стоят на левом берегу Случи, нас ждут. Пушки у них тоже на левом берегу. Пушки разные, большие и малые, числом двадцать три. Пехота в окопах, но конницы у них больше. Наши люди из Старо-Константинова говорили, что жолнеров и шляхты будет всего тысяч десять, но ждут подмоги. На помощь идет королевская гвардия. Один обоз у них в городе, а другой в Росоловцах.
— Спасибо за службу, — Кривонос, слушая донесение все приглядывался к разведчику. — Где-то я тебя видел…
— На островах! — бойко откликнулся казак.
— На островах?
— Ты в камыши, к пану гетману, приезжал, помнишь?
— Куйка тебя зовут.
— Куйка! — обрадовался казак.
— Слушай, Куйка, а мимо пушек к городу пройти нельзя?
Лицо у Куйки стало серьезным.
— Нельзя, пан полковник. Река глубокая.
— Ну, нельзя так нельзя. Ступай, поешь да поспи. Через час-другой выступаем.
Был полдень, когда степь на правом берегу запылила, потемнела, почернела.
— Идут! — прокатилось по рядам жолнеров.
Из черной непроглядной тучи наступающего войска, как смерч, раскачался, оторвался, полетел к переправе отряд конницы.
— Пушкари! — Вишневецкий промчался по фронту пушек с обнаженной саблей, замер на холме. Сабля серебряно полоснула воздух.
Земля вздрогнула, пушки яростно присели и, выхаркнув смерть из железного своего нутра, скрылись в облаках порохового дыма.