– Сомневаюсь, что больница это позволит. Кэндис сейчас тяжело, и к ней не пускают посетителей. Она все еще одержима идеей, что эта девочка, Вайолет, управляет злыми силами из-за той игры, в которую вы играли в доме Оливии пару недель назад. Ее врачи, видимо, думают, что игра стала навязчивой идеей психоза, от которого она теперь страдает. Вряд ли ей стоит видеть сейчас друзей из школы.
– Мой папа – психиатр, – вставила я. – Он сказал, что вам нужно отвезти Кэндис в Университет Висконсин-Шебойган и позволить одному из его бывших коллег с ней поговорить. Он назвал мне одно имя, – я передала ей распечатанное письмо папы, в котором указывалась информация о докторе Фелипе Эрнандесе. Мама Кэндис прочитала его, прежде чем убрать в сумочку.
– Спасибо, МакКенна, и спасибо твоему папе. Я понятия не имею, что с этим делать. Не знаю, чем ей еще помочь. Днем из Грин-Бея приедут папа и мачеха Кэндис, и тогда завтра мне станет понятнее, как быть дальше.
На пути назад в Уиллоу я пыталась принять решение: говорить или не говорить Мише о странных событиях в моем доме и о доске Уиджа, с помощью которой мы связались с Оливией. Мне очень хотелось поделиться с ней, но не хотелось оказаться в палате психиатрического отделения рядом с Кэндис. И все же, если есть шанс, что Миша получает сообщения от Оливии, то, может, ее сообщения вместе с моими помогут нам понять, как остановить Вайолет.
– Ты в последнее время замечала что-то странное в своем доме? – дрожа от волнения и ожидания, спросила я. Услышав, что на телефон в сумке пришло сообщение, я проигнорировала его. Вайолет писала мне все утро, желая узнать, присоединюсь ли я к ней и Трейси, чтобы днем посмотреть фильм. А я еще не нашла в себе силы ответить.
– Что ты имеешь в виду под «странным»? – спросила Миша. – Моя сестра – буквально террористка. Это странно.
– Как… – Я замолкла, подозревая, что не стоило заходить на эту территорию. – Просто какие-то необычные происшествия, неприятные ощущения. Общая странность.
Миша отвела взгляд с дороги и посмотрела на меня, словно бы говоря: «Ты шутишь?»
– О чем, черт возьми, ты говоришь, МакКенна? Ты тоже сходишь с ума? Не уверена, что смогу справиться, если обе мои лучшие подруги съедут с катушек.
– Нет, нет, – отмахнулась я, смутившись, что мне так польстили слова Миши об одной из лучших подруг. – Просто… существует слово, которое все время возникает в моей жизни, и я не могу объяснить его. Слово «нега» что-то тебе говорит?
– Похоже на что-то из поэзии, – пожала плечами Миша. – Как, например, «утренняя нега».