Кажется, маркиз тоже наблюдает за мной. Удивлен? Быть может. Но я снова делаю шаг, ступая все уверенней, пока не оказываюсь перед широким дверным проемом, из-под тяжелых створок которого дурно пахнет.
— Ольга… — Впервые обращение Николая Георгиевича ко мне по имени звучит не грубо, но с сочувствием. Только удивляться не время, и он продолжает: — Вы готовы? За дверью вас ждет неприглядное зрелище, потому как ливиум… он корежит тело. Труп выглядит совсем не таким, как при жизни, и это может показаться пугающим. Если станет дурно…
— Прошу вас, господин министр, давайте покончим с этим как можно скорее.
Я стараюсь не показать своего страха, но маркиз, очевидно, все понимает. Снова протягивает мне ладонь, словно бы придержать ввиду последних событий. Но внутренний голос подсказывает: он знает, что за дверью — потрясение не из слабых.
И я толкаю медную ручку, интуитивно задержав дыхание.
В широкой комнате светло. Огни, наподобие новых фонарей на центральной улице, освещают помещение ярким бледным светом, и как только глаз привыкает, я замечаю посреди комнаты длинный серебристый стол. На нем лежит что-то внушительных размеров, заботливо прикрытое белой простыней. И мне нужна минута, чтобы осознать: это мой отец.
Ноги на мгновение подкашиваются, отчего шаг сбивается, и хоть я не признаю этого никогда, но все же глубоко в душе рада, что маркиз рядом. Он сильный, и силы его хватает, чтобы удержать меня от падения.
К нам подбегает невысокий полнолицый старичок со скудными остатками светлых волос. Белый халат на его животе застегивается не на все пуговицы, создавая впечатление легкой небрежности. Но руки его чисты, а ногти коротко подстрижены.
Доктор. И глаза умные, внимательные, способные глядеть в саму суть, а потому догадывается:
— Графиня Ершова? Простите, что вынуждены были позвать именно вас. Больше близких родственников не нашлось.
Весьма странное утверждение, учитывая, что мой дед по материнской линии, его светлость герцог Юрий Афанасьевич Соколов, жив. Или же им нужен именно носитель крови Ершовых?
Понимая, что сейчас не лучшее время для соблюдения этикета, я протянула ладонь доктору, позволив пожать ее. И лишь тогда, слегка смущенный предстоящим, тот повел меня к столу.
Немного сбиваясь и краснея от волнения, этот невысокий человечек, непрестанно извиняясь, пояснял, что все тело осматривать не придется. Мне покажут небольшую часть, по которой я и смогу опознать отца, а именно руку с особым знаком рода Ершовых — родимым пятном в форме кляксы у самого сгиба запястья.
Пока мы с доктором двигались к телу, Николай Георгиевич выставил на стол прозрачный кристалл, и я догадалась: это не что иное, как друза памяти. Камень тут же заискрился, после чего стал пульсирующе отблескивать. Записывает?