Мощеная городская площадь казалась бы нетронутой войной, если бы местная милиция не превратила старую городскую ратушу в свою штаб-квартиру. Подогнав машины к ратуше, вновь прибывшие стали ждать, пока Хаджич не доложит об их приезде.
Предыдущие гостеприимные хозяева уже сообщили сюда по рации, хотя, впрочем, не упомянув о британцах вообще даже как о наемниках. Группа местных женщин уже ждала их, чтобы позаботиться как о спасенных женщинах, так и о спасителях, и разместить их на квартирах в сотне ярдов от площади.
Это был старый дом, вероятно, построенный еще в дни господства здесь Австро-Венгерской империи.
— Здесь жили сербы, — сказал Хаджич Дохерти, но не стал или не захотел объяснять, что с ними случилось. Но, куда бы ни делись эти сербы, большинство их пожитков сохранилось. На кухонном столе лежала раскрытая газета трехмесячной давности.
Хаджриджа осталась с женщинами, боснийцы разделились между двумя спальнями, предоставив сасовцам раскинуть спальные мешки в единственной большой комнате внизу. Все вымотались, но легко уснул только Крис. Остальные же никак не могли избавиться от видений предыдущей ночи.
Дохерти, как обычно, проснулся первым среди англичан, около двух часов пополудни, и принялся искать туалет. Тот уже оказался занятым насвистывающим боснийцем, и Дохерти выскользнул в дверь черного хода в поисках альтернативы. Во дворе он наткнулся на Хаджича, бодро поливающего стену и щурившегося поверх зажатой в губах сигареты.
День выдался замечательный, солнце стояло в голубом безоблачном небе. В пространствах между домами впереди виднелись встающие над долиной горы, поросшие поверху соснами. Торчащая ярдах в двухстах среди крыш, крытых красной черепицей, вершина минарета выглядела странно, словно стартующая ракета.
— Пойдешь сейчас со мной на встречу с генералом? — спросил Хаджич.
Дохерти нехотя оторвался от лицезрения безмятежной картины.
— Угу, — сказал он.
Они вдвоем пошли по узкой улочке к площади. Изредка встречались прохожие, и Дохерти решил, что некое подобие нормальной жизни здесь сохранилось. Издалека из школы, которая нормально работала, доносились детские вопли.
«Генерала» они отыскали в маленькой комнатке на задах старой ратуши. Тот оказался молодым симпатичным боснийцем по фамилии Аджанович, с длинными волнистыми каштановыми волосами и зелеными глазами. Дохерти решил, что ему не более двадцати восьми лет и что скорее всего в югославской армии он имел звание не старше лейтенантского. Он также превосходно говорил по-английски благодаря шестимесячному пребыванию в Австралии, куда давно эмигрировала половина его семейства. Дохерти, сам не зная почему, мгновенно проникся к нему доверием, и справедливость такой оценки подтвердилась в последовавшем затем разговоре.