— Это старший, Ефим Львович, что ли, пытать будет? — спросил Ломейко, больше для того, чтобы потянуть время и понять, как отнесутся новые друзья к просьбе бывшего сослуживца.
— Чай отменяется, — решил Рублев. — Пока не покинем эти хоромы — у меня на прицеле будешь. Если про дочек не врешь.
— Не врет, Борис Иванович, дочки имеются, школьницы. В седьмом и в девятом. Так, Мухин? Не путаю?
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — облегченно выдохнул Мухин. — Старшая с вашим племяшем одноклассница будет.
«В седьмом и в девятом, как мои, — с нежностью подумал Комбат о Сергее и Тане. — Как, интересно, они справляются? Хоть бы Серега по молодости не напугал девочку. Нехорошо их без присмотра надолго бросать. Он Таниным родителям удивляется, а сам ничем не лучше. Те за тряпками в Китай, чтобы деньги в доме водились. Он — за чужим сыном и непутевой женщиной, его потерявшей. Или путевой? Просто — попавшей в беду?»
И Мишу, Михаила Ефимовича, и кудрявого рисовальщика Сашу, и поизмявшегося от катания по клумбам и дерну Мухина усадили в уютной, неброско украшенной комнате, которая, очевидно, считалась приемной.
Художник, давно пришедший в себя, шутил, освободившись от кляпа, что стал жертвой недоразумения. Раз Мишка заказал «четыре горячих», значит, счел и его за врага. На всхлипывающего любовника он смотрел скорее с отвращением, чем с сочувствием. Мухин, уже неделю сражался с младшим хозяином в отсутствие его родителей и остальной прислуги, отправленной в отпуск. Он проклинал день и час, когда Миша отказался лететь с родителями и сестрой в Бразилию на карнавал, а он принял предложение передвинуть свой отпуск и остаться с «мальчиком» в доме.
Сам Миша заливался слезами и соплями, но это было больше ломанием и истерикой, нежели испугом или стрессом.
— Итак, — Комбат вынул из нагрудного кармана портрет Пети Зернова, нарисованный в «Нептуне», — мы ищем этого ребенка. Почти четверо суток назад твой хозяин с другом подобрали его в шестом часу утра на дороге, ведущей из вашей «Катерины» в город, в полутора или двух километрах от местного контрольно-пропускного пункта. Думайте, голубки, и ты, Мухин, тоже, как он мог сюда попасть? У кого жил до этого?
Миша, услышав вопрос и взглянув на рисунок, завыл, словно школьница, получившая неуд по поведению. Играть в потенциального убийцу Рублеву не хотелось, поэтому он не стал угрожать пистолетом, а просто свел брови к переносице и сделал шаг в сторону нытика. Тот моментально притих.
Саша же сразу повернулся к Мухину:
— Дай чистый лист и ручку или карандаш!