– О чем не рассказал? Ответь мне.
– Дядя показал мне фотографии места гибели мамы. Там было много крови. Наша мать, женщина, которую никто из нас не помнит, выглядела такой спокойной и умиротворенной, очень красивой. Но она была мертва. Покончила с собой. А потом он показал мне ее детские снимки. Малышка играет со щенком; шестилетняя девочка с сияющей улыбкой в балетной пачке… Сопоставление почти сокрушило меня. Я понял, что не смогу растить ребенка и не думать, что его постигнет участь моей матери.
– Вся жизнь – это риск, Хартли. Никто из нас не может предвидеть будущее. Жизнь одних обрывается в восемнадцать лет, другие покидают этот мир в девяносто – сто лет.
Горячие слезы навернулись ей на глаза и покатились по щекам. Он подошел к ней, не выдержав ее слез.
– Пойдем в гостиную. Ты выглядишь измученной.
И они пошли, взявшись за руки, по коридору. Просто быть с ним снова было для нее счастьем, но они все еще далеки от какого‑либо решения. Хартли отпустил ее и сел на край дивана. Неужели он думал, что она согласится поддерживать между ними дистанцию? Он здесь, он с ней. Она свернулась калачиком рядом с ним и положила голову ему на плечо. Он взял ее за руку. Тишина была не совсем мирной, но в ней чувствовалась благодарность, по крайней мере, с ее стороны.
– Когда я была ребенком, – заговорила Фиона, – мне было лет шесть или семь, я жила в детском доме. Это было прекрасное место. Чистое. Безопасное. Но была одна вещь, от которой я не могла там избавиться, – мое одиночество. Оно изводило меня. И тогда я нарисовала жизнь, о которой мечтала, в своем воображении.
Он поморщился.
– Мне больно думать о том, что тебе выпала такая доля.
– Пришло время, когда я должна была забыть свои фантазии и смириться с тем, что моя жизнь не будет такой, о которой я мечтала. Но это может быть и хорошо.
– Как ты туда попала? И как пережила разочарование?
Она выпрямилась и повернулась к нему, скрестив ноги.
– Ты будешь смеяться, но это было связано с мороженым.
– Мороженым?!
– Да. По какой‑то причине одна из молочных ферм в этом районе решила дарить мороженое детскому дому. Каждую пятницу в три часа пополудни к дому подъезжал грузовик. Из него выгружали упакованную в сухой лед большую коробку с апельсиновым мороженым.
– Я любил мороженое, – признался Хартли и по‑детски искренне улыбнулся.
– Я люблю до сих пор и, если вижу ребенка, который ест его на улице, будто возвращаюсь в теплые дни моего детства.
– Я не понимаю, как могло мороженое излечить тебя от твоих фантазий и примирить с реальностью?
– Все просто, – усмехнулась она. – Я попробовала лакомство и на какой‑то момент моя тоска ушла. Тогда я подумала, что на свете может быть много других приятных вещей, которые могут сделать меня счастливой.