Наконец Тринити отвела от него грустные глаза, и можно было сконцентрироваться на фотографиях, что по‑прежнему красовались на экране телефона. На первой она выглядела такой невинной, юной, полной энтузиазма – у Ретта защемило сердце. Но похоже, что она понимала, какой необычной была их дружба с Майклом. Воспользовался ли он ее доверчивостью и стал для нее кем‑то большим, нежели другом? Наверняка да – за столько лет. Тогда отчего он столь внезапно на ней женился? На фотографии Майкл излучал уверенность – и еще казалось, они с Тринити удивительно гармонично смотрятся вместе, отчего Ретт внезапно ощутил прилив ревности. Почему вообще Майкл решил подружиться с девочкой – воспитанницей приюта, на десять лет младше себя?
И тут Ретт заметил нечто странное – и, наклонившись, вгляделся в фотографию, решив, что это причудливая тень. Изображение было плохого качества – по‑видимому, несколько раз переснято, – но ему показалось, что у линии роста волос на лбу Тринити змеился уродливый грубый шрам. Инстинктивно он потер пальцем экран.
– Что это?
Тринити вздрогнула, и Ретт понял, что своим вопросом попал в больное место, однако решил не отступать – в прямом и переносном смысле. Хотя у него и не было четкого понимания того, зачем именно он стоит так близко к Тринити – чтобы еще больше ее смутить или просто потому, что ему так хочется.
– Сколько я себя помню, люди что‑то придумывали обо мне, чтобы потешить свое самолюбие, – сказала она, не ответив на его вопрос. Голос ее, поначалу дрожащий, постепенно набирал силу. – Наверное, для них это интереснее, нежели скучная правда.
– Сомневаюсь, что в вас есть хоть что‑то скучное, – возразил Ретт, понимая, что комплимент его, призванный польстить девушке, пожалуй, отражает его истинные мысли.
Он не мог отвести взгляда от шрама на фотографии – красного и отчетливого, полускрытого волосами, но все же заметного. Быстро посмотрев на Тринити краем глаза, Ретт убедился, что на гладкой коже ее виска не осталось ни малейшего следа – странно, как такой след мог исчезнуть сам по себе. Словно почувствовав, куда он смотрит, Тринити повернулась – теперь взгляд ее был устремлен в боковое окно.
– Вы не ответили на мой вопрос, – произнес Ретт.
Тринити резко встала, отодвинув стул.
– Это был несчастный случай, – холодно произнесла она.
Она пересекла комнату – походка ее выглядела скованной и какой‑то деревянной, – подошла к столу и уперлась в него ладонями. Ретт понял, что ей хочется отстраниться от него, но вместе с тем она не ушла. Почему? Повинуясь неясному инстинкту, он приблизился к ней снова, зная, что пресекает ту невидимую черту, за которой Тринити чувствует себя комфортно. Пристально вглядываясь в нее, он ждал – зная, что реакция скоро последует.