– Вы не думаете, что они могут предложить приюту переехать?
– Уверена, они так и сделают, потому что это приукрасит их в глазах общественности. – Тринити в сердцах бросила на стол салфетку. – Но как только внимание журналистов поутихнет, как вы думаете, сколько протянет приют? Смогут ли они поддерживать людей на таком же уровне, на котором мы все делаем сейчас? – Тринити покачала головой. – Даже если пресса и не сразу отвернется от них, я уверена – Ричард и Патриция постепенно заберут себе все средства, и на образовательный фонд, одежду, еду – не останется ничего. А потом свалят все на ошибки управления.
Ретт задумчиво отпил из своего бокала и, помолчав, сказал:
– Что ж, вы явно убеждены в том, что из этого иска не выйдет ничего хорошего, иначе бы не отказались от своего жалованья.
Изумленная, Тринити посмотрела на него – затем ее, видимо, что‑то осенило.
– Полагаю, Мэдисон вам все рассказала?
Ретт не стал этого отрицать, но по выражению его лица нельзя было сказать, что он раскаивается в том, что обсуждал Тринити за ее спиной.
– Да, рассказала. Думаю, она рассказала мне много того, о чем вы предпочли бы молчать. – Он наклонился к ней и пристально посмотрел в глаза. – Знаете, это не очень‑то разумно.
– Я не позволю тем женщинам остаться ни с чем. – Тринити инстинктивно сжала в пальцах вилку. – К тому же я еще не собираюсь сдаваться. Может быть, беспокоиться вовсе не о чем. Если иск разрешится в мою пользу, обо мне не нужно будет заботиться.
Говоря все это, Тринити размышляла о том, что рассчитывать на легкую победу было бы сумасшествием: чета Хайатт готова играть нечестно – порой она задумывалась о том, что блогер и все ее статьи – тоже их рук дело. И все же она верила в свое дело – в дело Майкла.
– Приют – это настоящая семья для тех, кто тут живет, – произнесла она, зная, что ведет себя чересчур эмоционально для деловой беседы. – Эти женщины помогают друг другу, празднуют, когда кто‑то из резидентов выезжает, информируют нас об открывшихся вакансиях и детских садах, привозят еду и одежду, из которой выросли их дети.
Она замолчала – к столу подошла официантка со счетом. Тринити постаралась тем временем собраться с мыслями. Больше всего ей не хотелось показаться слабой – в детстве именно слабость чуть не убила ее. Теперь же только от ее способности оставаться сильной зависит то, останется ли «Мэзон де Жардан» домом для детей и женщин или превратится в актив.
– Я не хочу сдаваться, – пояснила она.
Тринити была готова идти до конца – даже если это означало отказ от своих привычных обязанностей по оказанию помощи. Всю свою жизнь она хотела только одного – выручать женщин, которым требовалась поддержка. Такими же были и они с матерью, пока их не нашел в больнице Майкл. И теперь, если спасение приюта означает, что Тринити должна стать директором «Хайатт Хайтс», она им станет.