— Ну. — Гулливер нахмурился. Тот случай он переживал до сих пор. Его ребята купились на обещание азербайджанца по кличке Мулла прийти на мирное толковище, явились к месту без оружия, их там и перестреляли, как беспомощных котят. Гулливер тогда засадил большие деньги, чтобы получить результаты баллистической экспертизы. Было установлено, что его боевиков положили из пистолета иностранного производства, в котором использовались девятимиллиметровые патроны «парабеллум». Но куда ушел ствол и кто его держал в руках, установить следствию не удалось. На ствол объявили розыск.
— Так что с той разборкой?
— Судя по всему, мужиков положили из той же машинки. Все тик в тик.
Гулливер засадил в пространство матюка, круто и длинно.
— Я этого Муллу возьму на кукан! Он этот день запомнит. Ты, Веник, держи меня в курсе…
— Так точно.
Венька отошел от папы Лени и вытер вспотевшую шею платком: пронесло.
***
Школа, в которой Дора Михайловна заведовала до того, как открыла собственную частную гимназию, догорала медленно и чадно. Денег на ремонт администрация края не выделяла. Здание ветшало. Учителя один за другим уходили на вольные хлеба. Математики — в фирмы бухгалтерами, преподаватели иностранного языка — переводчиками в совместные предприятия. Было видно, что государственное образование рушится и судьбы его меньше всего беспокоят чиновных мужей. Мало это беспокоило и Дору Михайловну. Она уже получила регистрационные документы на частную гимназию и ждала, когда губернатор даст команду передать ей приглянувшийся особняк бывшей музыкальной школы.
Неплохо обстояли и сердечные дела Доры Михайловны. В домашнем треугольнике отношения устаканились и для каждого угла определилось собственное место. Постепенно Дора Михайловна вообще освободила Гулливера от обязанности уделять ей часть ночного времени. Она завела себе друга — спортсмена, который сошел с дистанции официальных соревнований по возрасту, устроила его учителем физкультуры в своей школе. Постоянно изнывавший от неутоленной страсти Тихон Головко — Тишечка — был другом преданным, горячим. При каждой возможности он проявлял обуревавшие его чувства и страстность. То старался ущипнуть Дору Михайловну за ягодицы, то словно случайно касался её коленей, трогал грудь. Директрису это заводило, но она изображала сердитость, вразумляюще говорила: «Ты что, сдурел?! А если нас увидят?» Сама же чувствовала, что такие заигрывания возвращают её к молодым годам, когда она была полна сил и очарования, и парни на танцах наперебой приглашали её, чтобы потискать упругое, отзывчивое на ласки тело…