– Ты же понимаешь, что это неправильно и вредно для здоровья, да? – Голос Феликса прорезал тишину заснеженного уголка поместья три дня спустя.
Джаспер вздрогнул от неожиданности и уставился на сводного брата со скамейки возле коттеджа Тори.
– Я наслаждаюсь чудом белого Рождества в Британии. Кроме того, здесь тихо, – сказал он, защищаясь. – Здесь меня никто не побеспокоит, ведь Тори нет. – Ему нужно было о многом подумать, и он понял, что лучше всего думать там, где не слышно голоса отца. Хотя, по крайней мере, веселый голос графа отвлекал от последнего разговора с Тори, которая разрушила все, на что он надеялся. Но Джаспер не мог отделаться от ощущения, что заслужил это. А еще его терзала мысль о том, что он что‑то упустил в том разговоре.
– Именно поэтому странно, что ты сидишь возле ее пустого коттеджа каждый день.
– Не каждый день, – солгал Джаспер.
Феликс удивленно поднял брови и вздохнул.
– Ты прав, каждый день. Я просто… Я не могу думать в доме.
– Мне знакомо это чувство.
Джаспер поморщился, когда Феликс стряхнул снег со скамейки и сел рядом с ним. Ему сейчас тоже было несладко, приходилось отбиваться от нападок прессы, он стал героем Интернета, приятели, с которыми он был едва знаком, искали с ним встречи, теперь, когда он стал богатым наследником.
– Я уже говорил, что сожалею о демарше на вечеринке?
– Да, – ответил Феликс. – Много раз. Если хочешь, можешь извиниться за то, что сбежал пять лет назад.
– Извини, – повторил Джаспер.
Возможно, они с Феликсом никогда не станут лучшими друзьями, как когда‑то, но могут стать кем‑то большим, братьями, например.
Странно, сначала он не мог простить ложь, а теперь просит прощения, и все у одного и того же человека. А что, если в этом все и дело? Что, если это урок, который он должен был усвоить с самого начала: прощать и просить прощения – это две стороны одной медали? И каждый должен время от времени делать и то и другое.
Он хотел бы попросить прощения у Тори, хотя не понимал, что сделал неправильно. Джаспер был в смятении. Как он мог простить то, что не имело никакого смысла? У него в голове не укладывалось, как его родители могли лгать ему так долго или как Феликс мог скрывать правду от него, но теперь он начал понимать. Любовь, семья, дружба – очень хрупкие субстанции, и от человека требуется большой такт и умение, чтобы их сохранить. Он не понял бы этого в семнадцать лет, когда Феликс узнал правду.
– Ты можешь к ней поехать, – прервал его мысли Феликс. – Ты ведь знаешь, где она.
– Но она меня не приглашала, – возразил Джаспер. – Хотя я сказал ей, что люблю.