Именно во время работы в больнице Витгенштейн начал глубже вникать во фрейдистскую психологию. С 1942 по 1946 год у него состоялось несколько разговоров о Фрейде с Рашем Ризом, которые Риз детально законспектировал[211]. Это не было его первым знакомством с психоанализом. Витгенштейн не просто слышал о Фрейде от своей сестры Маргарете, но и сам в 1938 году рассказывал о нем на лекциях по эстетике. Тогда он выражал восхищение теми практическими аспектами работы Фрейда, которые считал поучительными, например творческими интерпретациями шуток в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905). Но к фрейдовским теориям Витгенштейн относился очень критически. Он не только не одобрял фрейдовского догматического сведения сновидений к чисто сексуальным контекстам, но и отвергал базовый объяснительный принцип, который фактически располагал скрытые причинные механизмы в человеческой психике. На взгляд Витгенштейна, основная причина, по которой люди считают фрейдовскую «теорию» бессознательного такой правдоподобной, заключается в идолопоклонстве перед наукой, существующем в нашей культуре, во всеподавляющей привлекательности научного мышления, в сведе́нии всего к причинам и следствиям. Производя такую редукцию, человек думает, что выяснил, как обстоят дела «в действительности», «на самом деле». Сновидения «на самом деле» – это подавленные сексуальные желания, действия «на самом деле» вызваны детскими переживаниями, люди «в действительности» занимаются пустой болтовней, потому что не удовлетворены сексуально, и т. д. Указание того, как обстоят дела «в действительности», дает человеку силу, возможность считать себя разрушителем предрассудков других, более наивных людей. Ибо, как говорил Витгенштейн, «разрушение предрассудков – это очаровательно»[212]. В своих беседах с Ризом он вновь подчеркивал, что считал интересным у Фрейда, в частности, некоторые толкования сновидений или терапевтическое, самозаживляющее воздействие, которое может иметь толкование жизни с точки зрения греческой трагедии.
«Многие люди в определенный момент испытывают серьезные проблемы в жизни – настолько серьезные, что приходят к мысли о самоубийстве. Кому-то это может показаться чем-то неприятным, слишком дурным, чтобы стать темой трагедии. А потом может наступить огромное облегчение, если удастся показать, что жизнь как раз и развивается по схеме трагедии: трагическое развертывание и повтор схемы, определенной первичной сценой»[213].
Но Витгенштейн также акцентировал внимание на опасностях, которые таили в себе любые монолитные, единообразные объяснения того, что «на самом деле» происходит в душе человека. Фрейд утверждал, что его теория научна, но, по мнению Витгенштейна, она псевдонаучна или в лучшем случае донаучна. На самом деле психоанализ – это попытка осмыслить явления путем абстрактного теоретизирования на основе свободных ассоциаций, а этот метод предшествует формированию научных гипотез. Методом свободных ассоциаций можно найти какие-то «скрытые» смыслы в любых явлениях, а не только в сновидениях. Возьмите какой-нибудь стол со случайными предметами на нем, например с листами бумаги, ручками, кружкой, телефоном, книгами и компакт-дисками. Ни один из этих предметов не оказался там в результате вашей сновидческой деятельности. Теперь сосредоточьте внимание на какой-нибудь очень значимой для вас проблеме. Несложно составить из этих предметов какую-то структуру таким образом, чтобы все вместе они выглядели как визуализация или интерпретация вашей проблемы. На таком «методе» основаны гороскопы или гадание на кофейной гуще. Но, создавая подобные структуры для последующих интерпретаций, вы ничего не докажете и тем более не объясните, как обстоят дела «в действительности». Мы не даем научного объяснения взаимосвязи предметов на столе, а просто накладываем на них некий вымысел, втискивая в него каждую вещь. Такие занятия сродни мифотворчеству. Более того, Витгенштейн утверждал, что фрейдовские домыслы – это не научные объяснения, а новые мифы