Сознание возвращается вместе с чувством тошноты. Меня никто не держит, я лежу на полу, осознавая, что жива, лишь потому, что адская боль намертво поселилась в моём теле — голове, животе, горле. Я слышу глухие звуки ударов, мужскую ругань, женские вопли — и всё это в полнейшей темноте. Внезапно вспоминаю, что в себя пришла от грохота, сопутствующего стеклянному звону — теперь мне очевидно, почему в комнате полнейшая тьма — грёбаный телек разбили!
Пытаюсь подняться, попутно вспоминая, что слышала голос брата, и теперь меня точно спасут… А спасут ли?
Страх… Именно в это мгновение мне становится по-настоящему страшно! Воображение рисует картины убиенного брата, повергнув моё избитое тело, наделённое глупыми мозгами, в непередаваемый ужас, панику, дикий неконтролируемый тремор.
— Лё-о-о-о-ша! — мой истошный вопль оглушил и меня саму, и окружающую возню разбиваемых челюстей, носов, мебели и чего-то ещё…
Несколько мгновений спустя шум стихает, и я чувствую, как чьи-то руки легко подхватывают меня, прижимая к груди, источающей до боли знакомый запах… Теперь я слышу сердце — глухие, гулкие удары, не просто частые, а бешеные, словно это не сердцебиение, а скачка галопом… Большая рука прижимает мою голову к мужской груди, растопырив пальцы так, как держат головы младенцев, и я в этот момент, наверное, действительно беспомощна как новорожденный — избита и обдолбана дрянью, не зная даже её происхождения…
Я звала брата на помощь, я слышала его голос, и он пришёл, чтобы спасти меня, но эта рука не его, не его грудь, не его запах и не его сердцебиение… Это сердце я уже слышала однажды, и тогда оно было так же напугано, как и сейчас, так же страшилось любой беды, какая могла бы приключиться со мной. И тогда я была уверена, что оно влюблено, это сердце, что плавает в сахарном сиропе рождающегося чувства так же, как моё собственное…
А потом оказалось, что всё обман, мои иллюзии и девичьи мечты, и это сердце — самое холодное и безразличное на Земле.
Но разве может так биться сердце, которое ничего не чувствует?
Сознание снова покидает меня, и на этот раз, кажется, не из-за ударов или ядовитой химии, попавшей в мою кровь, а по причине внезапно нагрянувшего расслабления, уверенности, что всё будет хорошо, я в безопасности, потому что в самых надёжных и желанных руках в мире…
Открываю глаза и вижу прямо перед собой довольную Лёшкину морду:
— Ну как, жива? Дебютантка! — посмеивается.
— Да вроде, — отвечаю.
— Как тебя угораздило так наклюкаться-то, а? Даже я так не умею!
Протяжно вздыхаю, осознавая, что тайна белой таблетки ещё не раскрыта, и мне по-любому лучше унести её в могилу.