Почему-то именно в этот момент вспоминаются два моих свидания с Антоном, другом брата и то, как я уговаривала себя поцеловаться с ним. Уговорила. Он целовал моё лицо, не переходя рамок, оставаясь деликатным, нежным, а я… я медленно и неумолимо умирала, сознавая, как ничтожны и как пусты для меня эти поцелуи…
Я не ненавижу её, нет! Я… завидую… Завидую тому, что она может прикасаться к нему, завидую каждой секунде его взглядов, обращённых на неё, каждому сказанному ей слову. Я завидую её руке, потому что он сжимает её в своей ладони, и я помню, какая она теплая и по-мужски нежная… Мне бы хотелось прижаться к нему, хотя бы раз вот так же, как сейчас это делает она, и так же прикоснуться губами к ямочке у основания его шеи, между ключицами… Тогда они выпирали сильнее, чем сейчас: теперь он крупнее, больше мышц, меньше утончённости. Теперь он — мужчина, а не юноша, а она, Маюми — его любимая женщина.
Квартира Эштона оставалась необитаемой в течение последних трёх лет, поэтому будущие молодожёны поселятся на время с нами — до тех пор, пока Эштон не приведёт своё собственное жилище в порядок.
Отцу не нравится эта идея, я чётко вижу это по его глазам, как и всегда устремлённым на меня, но вслух он ничего не говорит. Уже и сам понял, что перегибает палку, стремясь защитить меня от всех возможных в мире огорчений.
И мне хочется кричать ему что есть мочи, орать во всю глотку: роди своего сына обратно! Сделай так, словно он никогда и не появлялся в нашем доме, будто никогда и не было того сентября, в котором мне шестнадцать, и я — созревшая для любви наивная дура, ожидающая своего принца…
Увы, он не может: Эштон — его ребёнок, такой же точно, как и все прочие. Он любит его, должен любить. Должен заботиться, обязан защищать и помогать. Правда… защищать там уже некого — Эштон сам кого хочешь защитит, превосходя отца теперь не только ростом, но и шириной плеч, мощью, закованной в мышцы рук, бёдер, спины.
Эштон уже не мальчик, не юноша, он — мужчина. И он созрел для свободного плавания, готов совершить самый важный для мужчины шаг — создать семью.
Утром воскресенья мы завтракаем вчетвером, в тесном, так сказать, кругу девочек: Маюми, Лурдес, Аннабель и я.
Лурдес — непричесанная нимфа в растянутых пижамных штанах и майке, малость подтёкшей тушью под глазами — ну монстр, ни дать не взять. А всё потому, что моя сестрица никогда не снимает косметику на ночь — лень матушка. Локти на столе, десертная ложка небрежно плавает от стакана с лавандовым йогуртом до её рта, не только жующего, но и бездарно напевающего некий приевшийся мотив.