— Если Алексу верить, то у него как раз всё с одного только взгляда и вышло.
— Ты неверно его поняла. Невнимательно слушала…
— Он рассказывал и тебе тоже?
— Да…
— И?
— Ты прыгнула — это его прибило, он испугался за тебя. Пока искал тебя там, в той воде, пережил всю свою жизнь наперёд — это сильнейшее эмоциональное потрясение. А потом романтика, вы двое, утро, море…
— В этих же обстоятельствах было полно других девчонок и большая часть в разы красивее и смелее меня.
— А может, он хотел несмелую?
— И такие были. Поверь, там были всякие. Вопрос открыт: почему?
— Ну не знаю…
— Вот и я до сих пор доподлинно не знаю. Больше скажу — он тоже не знает. У него одна теория: «ты была мне предназначена, я тебя сразу узнал». Бред какой-то.
— А если не бред, мам? Если это правда?
— А если правда, отпусти Эштона из своего сердца. Не похоже, чтоб он узнал тебя…
— Не похоже… — снова соглашаюсь. — Значит, нет никакой закономерности, как и никакой надежды.
— Ну… надежда всегда есть. И закономерность найти можно, если очень захотеть.
Снова смотрю в синие глаза, ищу поддержки, неужели поможет? Неужели найдёт, за что зацепиться моему глупому сердцу?
Мама улыбается так тепло:
— Соняш, они же отец и сын… Если я понравилась отцу, то ты, по идее, могла бы понравиться сыну…
— Я думаю об этом вот уже третий месяц, мам! Но он отвернулся, ему плевать, он… он…
— Поцеловал и пропал?
— Да!
Снова слёзы. Снова в висках жар, снова обида давит грудь.
— Сонечка, а если он не моногам, как его отец?
— Не понимаю…
— Нагуляться парень хочет, вот и всё. Что-то почувствовал к тебе, что-то светлое, хорошее, потому и поцеловал. А потом подумал и пожалел, потому что девочек они хотят в этом возрасте много и разных, вспомни брата своего! Как там в песне было? «Девушки бывают разные, чёрные, белые, красные!» — мама тянет эту строчку из незнакомой мне песни на козлиный манер, и мы обе заливаемся смехом — эмоции у обеих шаткие, из горя в непредсказуемую радость.
Отдышавшись, мама продолжает:
— Он просто решил не обижать тебя, Соняш. А избегает, потому что стыдно или самому тяжело. Если есть чувства у него, поверь, вернётся и будет в ногах валяться… а если нет, то и не нужно!
— Эштон и валяться?! Ты ни с кем его не перепутала?
— Ни с кем! Шучу я просто! — снова смеётся.
И я тоже смеюсь. А потом мы долго обнимаемся.
— Мам…я так завидую тебе… но ты не думай, по-хорошему только!
— Не завидуй Соняш, меня эта зависть людская чуть со свету не сжила. И знаешь, что скажу тебе… — внезапно замолкает.
— Что?
— Не известно ещё что хуже: отсутствие этой их любви или наоборот…