Дамиен ничего не говорил о девочках, но именно его крошка, единственная во всём мире, сумела сломать сильного, непоколебимого Дамиена, всегда готового сокрушить любого, но при этом не упасть самому.
Я никогда не видела его в такой боли и понятия не имею, почему она доставляет такое удовольствие, почему мне нравится смотреть на то, как он мучается, как корчится в конвульсиях сдерживаемых всю его сознательную жизнь рыданий. И я не представляю, откуда взялась во мне эта безграничная жестокость:
— Кольцо твоё почило в ломбарде Восточного Ванкувера. Индус-ростовщик был хитёр и жаден: денег хватило только на кремацию, а похороны Лав я организовала сама. Она теперь живёт у залива, где-то на красивом западном берегу.
Пусть годы спустя, но всё же он получил ответ на свой вопрос.
Знание раздавило моего Дамиена. Человека, прошедшего через многое, достигшего дна разочарований и несправедливости, отчаяния и безысходности.
И я добиваю его, испытывая невероятное, бесконечное облегчение, отпуская свою обиду за Меланию, за их сына и годы счастливого брака, за своё отнятое, вырванное с корнем право самой стать матерью:
— Меня сбила машина белого цвета. Дорогой Lexus класса люкс, по свидетельству очевидца, выскочил на тротуар и скрылся с места, не останавливаясь. На нём не было ни номерных знаков, ни каких-либо особенных отличительных признаков, поэтому найти его оказалось невозможным. Да и мало кому нужным, потому что, по мнению врачей, мне несказанно повезло, что я осталась в живых. Но знаешь, я почему-то теперь думаю, что водителю той машины очень хотелось моей жизни. Нет никакого интереса в соперничестве, если не с кем соперничать.
Мне не хочется больше смотреть в его сторону, а тем более прикасаться физически. Мои глаза смотрят на медленно падающий из серой небесной бездны снег, одевающий высоченные ели в белые одежды, покрывающий больничный сквер белым покрывалом чистоты и умиротворения. Я не чувствую больше боли, ни внутренней, ни внешней, ни физической, ни душевной.
— Ты никогда не думал, что был лишь трофеем в чьей-то игре? Знаешь, таким особенно ценным, потому что в нём много золота и его тяжелее всего завоевать, но в ряду всех остальных достижений пыль на нём лежит таким же точно толстым слоем.
Дамиен молчит, и в этом молчании я слышу очень многое: он всё знает, давно уже понял, просто понятия не имел, не осознавал до конца масштабы всех своих потерь.
— Я хочу, чтобы ты сейчас ушёл, — прошу его.
Но он не двигается с места, даже не пытается пошевелиться. Так и сидит, прижав руки к лицу, только трястись перестал.