Дамиен
В тот день мы оба постарели лет на десять. Но далеко не сразу поняли, что уже никогда не станем прежними.
— Помнишь ту женщину, которой ты в четыре года заявил, что твоя мать шлюха? — спрашивает отец.
Чёрт… Да, я это помню. Один из самых больших конфузов в детстве: бабушка часто повторяла своим соседкам, что её сыну не повезло — он нарвался на шлюху. Шлюха бросила ребёнка — меня, и уехала в неизвестном направлении. Точнее, направление было известно: к другому кобелю. Надо сказать, бабка моя была довольно авторитарным и безапелляционным человеком: всю жизнь проработала на стройке прорабом, фактически под её началом возведена едва ли не половина Ванкувера. Ну, если верить тому, что она говорила.
— Помню, — отвечаю ему, — это была Энни. И ты посадил меня в чулан на три часа, а Энни плакала и уговаривала выпустить, — делюсь с отцом своими самыми ранними воспоминаниями.
Всё это вышло из-за игрушечной машины — модели чёрного Мустанга. Энни, приехавшая в очередной раз к отцу, спросила, нравится ли мне моя игрушка, и я ответил ей, что мне её подарила шлюха. На самом деле, я даже не знал значения этого слова, однако догадывался, что это нечто нехорошее. Энни хлопала глазами, как кукла, потом спросила:
— Как ты сказал?
И я ответил:
— Это подарок на Рождество от моей матери.
И добавил:
— Шлюхи!
Энни буквально взорвалась рыданиями и выскочила в ванную, отец взбесился, а я был горд собой — Энни мне не нравилась. А бабушка, с которой я проводил большую часть своей жизни, считала, что все женщины — «хитрые твари, ищущие выгоды и приключений». Собственно, эту мысль она и вбивала в мою голову примерно до моих полных восьми лет, пока скоропостижно не умерла от рака. В том же году, только двумя месяцами позднее, Энни и её дочь Ева поселились в нашем доме. Я очень жалел, что бабушка умерла — такие перемены могли бы стать крайне весёлым событием, будь она жива! Бабуля могла кого угодно сжить со свету, будь это соседка-кошатница или новая жена её сына.
Поднимаю глаза на отца, совершенно не понимая, к чему он ведёт, но уже ощущая каждой фиброй своей души близость катастрофы. Она уже струится по моим венам, уже разгоняет сердце, уже затмевает разум эмоциями.
Наконец, он это произносит:
— Ты сказал это своей матери, Дамиен. Женщине, с таким трудом выносившей тебя, и давшей жизнь вопреки всем сложностям!
— ЧТО?
— Энни — твоя мать. Твоя биологическая мать. Твоя родная мать.
Шок мешает мне осознать главное:
— Если Энни моя мать, то кто тогда родители Евы?
— Ева… твоя сестра-близнец, Дамиен. У неё те же родители, что и у тебя.
