В одном из ящиков аккуратно сложены аптечные тесты для определения беременности и дней овуляции. Календарь менструаций, заполненный от руки — они снова планируют.
И я кусаю ладонь.
Кусаю до боли, так, чтоб точно отпустило. Во рту вкус металла, и я вспоминаю, зачем пришла — ищу глазами дверь в их ванную и нахожу две двери.
Вхожу в первую и вижу красную плитку на стенах. На полках у зеркала женские принадлежности. Вхожу во вторую, и мне даже не нужно искать глазами крем для бритья или мужской одеколон — плитка на стенах чёрная. Яркий свет у зеркала, гранитная раковина, и на её бортике — его баночки и тюбики. Всего три — дорогой французский одеколон, крем для бритья, шариковый дезодорант, он всегда пользовался именно таким. В стакане — две зубные щётки. Может быть, он теперь утром чистит одной, а вечером другой? Может быть, они разной степени мягкости? Огромная кабинка душа, достаточно просторная, чтобы уместить троих. Мои глаза шарят по полкам, и я вижу то, что хочу видеть меньше всего — мужской шампунь и рядом женский. Мужской гель для душа и рядом женский.
И мои зубы впиваются в уже развороченное место прошлого укуса. Лурдес была не права: они живут жизнью нормальной счастливой пары, моются вместе, и не только — они планируют. Активно.
И я уже рвусь выходить, когда глаза вдруг замечают в углу плетёную корзину для белья, а в ней — его футболка и бельё, её шёлковая ночнушка и бельё. Они делали это прямо перед отъездом, и их горничная ещё не успела убрать.
Я долго сижу на их мягком персидском ковре и смотрю на чёрную реку, поблёскивающую чешуйками в лунном свете. Кусать ладони бесполезно — из глаз льётся без остановки. Нужно просто переждать, переболеть и потихоньку выбираться отсюда.
И я бы убралась, если бы не услышала шаги няни, спускающейся вниз. Это означает, что в детской никого кроме ребёнка больше нет.
Я не упускаю свой шанс: в два прыжка моя сумасшедшая сущность нависает над детской кроваткой.
Он такой крохотный, их сын…
Такой малыш…
И так сильно похож на Дамиена! Такие же волосы, нос, губы, красивые брови. У него и глазки, наверное, зелёные!
Моя рука в свете ночника кажется ещё более тощей, чем есть, и противно видеть, как она смеет коснуться маленькой пухлой ручки, сжатой в кулачок.
Моя грязная во всех смыслах рука. Женщина, переспавшая с собственным родным братом и наказанная за это. Существо, совершившее так много плохих поступков, что расплата выбила у него землю из-под ног. И теперь оно, проникнув в чужой дом, смотрит на чужое счастье своими завистливыми зарёванными глазами и думает, что лучше бы не рождалось совсем.