Сажусь на край постели, напряжённо перебирая в голове слова, фразы. Я сделала выбор. Я пришла.
А он молчит.
Он молчит, и тишина, рассеивающая мою решимость, почти трещит в моих висках. Наконец, Ансель предлагает:
— Хочешь выпить?
— Пожалуй.
Хозяин шуршит на кухне пакетами, стучит дверцами, звенит бокалами, а я… а я пытаюсь понять себя.
— Я рад, что ты пришла, — признаётся, и я вздрагиваю. — Легко принимать очевидные решения, сложно разобраться в сложном.
Я смотрю на его лицо: умный, красивый, юный, умеющий чувствовать и знающий, как правильно любить. Но это знание не решает всего.
Ансель не менее вдумчиво рассматривает моё лицо, мечется по нему взглядом.
И я прячусь. Прячусь в запотевшем стекле своего бокала, рисую ногтем непонятный узор, затем тру его пальцем, потому что не умею, не знаю как причинять боль словами. Я пытаюсь, но… челюсть заклинило. Намертво.
Cпустя вечность, так и не дождавшись от меня взрослости, Ансель расправляет плечи, но даже за этим жестом не спрятать того, как сильно он сжался внутри в ожидании боли:
— Просто скажи, — требует и тут же отворачивается.
— Я…
Сложно произнести, сложно признаться. Но он ждёт, никуда не спешит.
— У меня был… был секс. С мужем.
Так тихо вокруг. Так тихо, что я боюсь оглохнуть. Меня бросает в жар, кровь приливает к щекам, вискам.
Ансель устрашающе медленно опускает руку с бокалом вниз, и я слышу хруст раздавленного стекла.
В своей жизни мне довелось увидеть немало крови, но никогда ещё её капли, резво стекающие с обречённо расслабленных пальцев, не приносили мне так много… жестоких сожалений.
Мои руки неосознанно прижимаются к губам, наверное, из страха, что я сотворю ещё что-нибудь непоправимое. Но куда уж хуже. Вспоминаю, как получила sms, как увидела их вместе. Не впервые, а в тысячный, наверное, раз. Я помню свою ревность, все свои мысли, годами царапающие обиды. Я слишком хорошо храню в памяти своё горе, и именно его Ансель проживает сейчас, глядя на свою изрезанную руку, кровавые узоры на ней и на дубовых досках вокруг нас. Он написал ещё картину — историю нашего конца.
— У тебя есть бинт? Лекарства? — спрашиваю шёпотом.
Но ответа нет.
И я вижу точку. Неумолимую, неизбежную и теперь уже очевидно закономерную точку. В эту секунду хочется сжаться в крохотный комок, исчезнуть из его поля зрения, ведь я змея, которая сама укусила себя за хвост.
IAMX — The Power and the Glory
Ансель направляется на кухню, стряхивает в раковину стекло, стягивает футболку, обматывает ею пораненную руку. Смотреть на его полураздетое тело невыносимо. Стыдно, больно.