— Ты всегда так гоняешь, когда на взводе? — спрашиваю едва слышно, потому что страшно.
Он молчит, и я догадываюсь, что это происходит чаще, чем мне хотелось бы.
— Эта машина опасна — в ней не замечаешь скорости. Если бы не спидометр, я бы…
— Викки… — обрывает, — мне жаль, что тебе пришлось это пережить.
Его признание душит.
«Что же ты делал в постели Дженны, если тебе жаль?» — хочу спросить, но не могу, потому что челюсть свело судорогой. Я не буду при нём рыдать. Не буду. Сделаю это потом, без свидетелей.
Домой доезжаем, не проронив ни слова. Падаю в постель в одежде и, уже почти проваливаясь в сон, слышу, как тихо Кай входит в комнату, прикрывает окно. Ко мне приближается почти бесшумно и так же аккуратно, даже невесомо, стягивает мои джинсы. В его сильных руках я кажусь себе маленькой тряпичной куклой, наделённой живым мозгом и сердцем. Мозг на что-то надеется, а сердце продолжает чувствовать.
Но ничего не будет, потому что Кай мягко накрывает моё полуголое тело пледом и выходит вон. Как только мои уши фиксируют едва слышный щелчок закрывшейся двери, руки с остервенением сбрасывают бережно расправленный другими руками плед.
А в ушах звенит: «мне жаль, что тебе пришлось это пережить».
Решаю пару часов поспать и выставляю будильник, потому что в три часа дня у меня урок рисования в студии. В студии, где преподаёт уроки живописи Ансель — парень из моего туманного и почти забытого прошлого.
Сон неумолимо накрывает сознание, отодвигая размышления о том, подпустила бы я к себе мужа, прояви он сексуальный интерес, или нет. Ответ так и не нашёлся.
Он имеет привычку неслышно подходить сзади, незаметно подкрадываться и смотреть. И ты сидишь, забыв обо всём, провалившись в процесс, растворившись в штрихах и линиях, слепо ведомый собственным изменчивым воображением, творишь и не замечаешь, как за тобой наблюдают. Я каждый раз вздрагиваю, обнаруживая тень за своей спиной, напрягаюсь, теряю настрой, а затем подолгу не могу его поймать.
Сегодня крайне непростой урок — обнажённая натура. Девушка модель — скорее всего, наркоманка. А впрочем, кто их сейчас разберёт? Нужно признать, тем не менее, что Ансель задаёт нам непростые задачки, каждый раз заставляя не просто расти, а совершать рывок на пределе возможностей.
Да, я узнала его сразу как вошла в эту студию. Семь лет его изменили, но главное осталось — странность во взгляде и молодость. Мы повзрослели оба, но он всё ещё намного младше меня.
Худое астеничное тело девицы разрисовано татуировками, продырявлено везде, где можно и где нельзя — пирсинг в носу, в двух местах на нижней губе, над правой бровью, в сосках, пупке и даже на гениталиях, которые закрыты в той позе, которую задумал Ансель, но свободно видны каждый раз, как наша модель нечаянно раздвинет ноги, а затем, словно опомнившись, сомкнёт их вновь.