Его взгляд ловит мой синяк на бедре — следствие недавнего падения на кухне. Надо сказать, данное недоразумение приняло необычно уродливый вид: помимо ожидаемых пятен синего, перерождающегося в жёлто-зелёный, на нём проявились ещё и прожилки очевидно травмированных сосудов, добавив, таким образом, к общему безобразию красок ещё и рисунок цвета гнилой вишни.
— Это он? — вскидывается, буквально ударившись своим взглядом о мой.
И есть в нём сейчас нечто первобытно мужское, словно спящего самца внезапно разбудили вопиющей дерзостью, требующей незамедлительной реакции агрессивного содержания. Глаза моего мальчика наливаются ненавистью, ладони сжимаются в кулаки, а меня разбирает смех, хоть я и пытаюсь его сдержать, учитывая неоднозначность ситуации:
— Конечно, нет, — выдавливаю. — Подобное между нами невозможно, я ударилась о стул — наткнулась в темноте.
Patrick Watson — Love Songs For Robots
Ансель снова смотрит на мой синяк, а я разглядываю его веки. За ними ресницы, потом брови, скулы, волосы, тонкую, аристократически безупречную линию носа. Я опускаю свой взор на его губы, и мне больше не до смеха: «Как же ты молод, Ансель, как молод… как мучительно ты красив…».
Он медленно наклоняется и замирает, максимально приблизив лицо к месту удара, а я закрываю глаза, поскольку догадываюсь, зачем. Мне тяжело дышать и страшно думать о будущем в тот миг, когда его губы нежно касаются моей кожи, когда его дыхание, лишь иногда прорываясь сквозь заслоны мужской сдержанности, ласкают мой уродливый ушиб.
Я не принадлежу себе, забываю о долге, правилах, пристойности, возрасте и собственном семейном положении. Ответный шаг, затянувшийся проект восстановления веры в себя и женственности, незаметно перерождается в безумие.
Да, всё это самое настоящее безумие: губы, ласкающие мои бёдра, руки, освобождающие моё тело от одежды, и полнейшее отсутствие каких-либо слов, потому что говорить нам не о чем. Наши встречи вовсе не предназначены для бесед, мы жаждем коммуникации совершенно иного содержания.
Ансель убирает волосы с моего лица, целует в губы, шею, ключицы, и больше не улыбается. Он не ласкает, а словно изучает, скользя по коже языком, и когда его глаза закрываются, потому что губы добрались до груди, меня заполняет сладость, и на её фоне боль в сердце уже не кажется такой страшной.
Этот мальчик зарос — ему давно пора стричься, так сладко пора стричься… мои пальцы запутаны в его волосах, и это самое приятное из всего, что случалось со мной в последнее время. Закрываю глаза тоже и прижимаю его голову плотнее к себе, обнимаю ногами талию.