Я просыпаюсь от холода и свежести: балконная дверь распахнута настежь, а за ней, на террасе, мокнет совершенно голый Ансель. Его ноги широко расставлены, руки вытянуты вверх, лицо подставлено дождю.
Я опять раскрылась во сне, мои ступни окоченели, пальцы превратились в лёд. Я закутываюсь в плед, как в кокон, и негромко зову:
— Ансель!
Он оборачивается не сразу, словно ему потребовалось время, чтобы очнуться.
— Что ты делаешь? — спрашиваю.
Он не спешит с ответом, толкает слайд балконной двери, захлопнув её с глухим звуком, возвращает на место шторы и приближается ко мне.
Холодная кожа и горячий язык — фантастическое сочетание температур в мужчине. Забавно, дождь и утренний холод перед ним бессильны, но от касаний моих пальцев его предплечья покрываются мурашками. Я трогаю его грудь, глажу спину, ягодицы и везде оставляю следы.
Что я чувствую? Искушение. Влечение. Азарт. Мне нравится быть желанной, нравится быть интересной, нравится не быть совершившей ошибку или отвергнутой мужчиной, успевшим за годы стать родным. Я просто женщина, кому уходящая молодость дала самый последний шанс увлечь и увлечься самой.
Я пробую на вкус его губы, скулы, кожу на шее, слизываю горечь лосьона после бритья. Набираю полные ладони его непокорных волос, сжимаю пальцы и получаю то же в ответ. Мои веки тяжелеют — это неизбежно, мой путь в нирвану стремителен, хоть и не линеен. Меня раскачивают качели ванильных ласк, потому что сегодня Ансель… нежен. Впервые так глубоко чувственен и НЕЖЕН. Бережен, мягок, нетороплив, наполнен искренним стремлением доставлять радость. Его губы шепчутся с моей кожей, выведывая секреты, дразнят грудь. Он отрывает от меня руку, поднимает и долго, внимательно смотрит на блеск на своей ладони. Затем подносит к лицу, и от вида его опускающихся век, я попадаю в другое измерение — мне не хватает ни мыслей, ни вдохов, ни длины секунд. Он ждёт, пока я закончу, упирается и, глядя в глаза, начинает медленно двигаться. Моим единственным фокусом становится только ощущение наполненности: я чувствую. Я чувствую слишком глубоко, чтобы назвать это интрижкой, местью или временным развлечением. Ансель останавливается и тянет меня за руки, приподнимает — хочет, чтобы я смотрела, впитывала нашу интимность глазами. И я делаю это, перестав дышать, трусить, сворачиваться от укоров мнимой совести.
В моём кадре приоткрытые малиновые от ласк губы, и я провожу языком по их контуру, прижимаюсь своими к их юной полноте. Как много сейчас я бы отдала, чтобы только вернуть свои двадцать пять лет.