Лео накрывает глаза ладонью и сжимает виски́ так, что его пальцы становятся белыми. Но я не собираюсь его щадить — он задал свой вопрос сам.
— Ты знаешь, я никому не говорю о своих искусственных зубах. И у меня нет понимания, почему сказала об этом тебе. Обычно я, как и все, блюду свой товарный имидж. Но если бы в ту ночь я не лишилась зубов, не пришлось бы бросать школу, а отсутствие аттестата — это билет в один конец — на дно, потому что работу без него не найти. В семнадцать страх перед одноклассниками был сильнее страха перед неизвестностью. Но всё это не было самым страшным. Знаешь, что было?
— Что?
— Отсутствие взглядов людей, которые по определению «нормальны». Когда ты сидишь или лежишь на тротуаре, спишь под одеялом с мусорки или накрываешься им с головой и мечтаешь о лучшем, мимо проходят люди, и они никогда на тебя не смотрят. Они думают, что если не видят тебя, то ты как бы и не существуешь. Для них ты невидимка, та часть мира, которой лучше не быть.
— И это страшно?
— Это страшно, потому что лишает воли. Для тебя тоже всё становится бессмысленным. Этот смысл многие находят в метадоне — бесплатном билете в край грёз от государства. Зубы семнадцатилетним бездомным девочкам государство не чинит, как и не даёт кров, но обеспечивает наркотиком всех желающих.
— Лея…
— Что?
— Я впервые в жизни встречаю настолько сильного человека.
— Угу. Спасибо. Но в туалет за экспериментами теперь ты меня не позовёшь. А знаешь, чего хочет такая сильная девушка, как я?
— Чего?
— Быть слабой. Иметь парня — мужчину, который обнимет и будет готов защищать. Я не хочу, ненавижу быть сильной! Меня никто не обнимал вот уже вечность.
— Я не целовал женщину такую же вечность.
Он смотрит в глаза.
— А как же наше рандеву в туалете?
— Кто-то сказал, я не умею целоваться! Может, потому что это было впервые за долгое время?
Он говорит это, чуть улыбнувшись, и я откуда-то знаю, что не врёт. И в этот момент его искренности, задаю вопрос:
— Лео, а что для тебя самое страшное?
— Потерять ребёнка.
Глава семнадцатая. Странности
Khruangbin — Cómo Me Quieres[3]
Как бы сильна не была твоя боль, всегда найдётся тот, у кого она сильнее.
Теперь Лео не может на меня смотреть, и пытается нащупать стабильность под крышкой своего ноутбука.
— Прости меня, — я говорю это, потому что не знаю, что ещё могу ему сказать. В моей жизни не было таких потерь, как у него, но были другие. Он признался, потому что я фактически вынудила его своей откровенностью, и теперь он захлопнулся, как устрица — не раздерёшь. Но мы уже поняли — внутри есть жемчуг. Крупный, редкий.