— Лея, — Лео заглядывает мне в глаза. — Поговори с ней.
Я не сразу понимаю, чего он хочет.
— Она боится рожать в самолёте, а роды стремительные. Это либо произойдёт здесь, либо… произойдёт здесь. У неё истерика, Лея, — его взгляд так пронзителен, что до меня доходит.
— Хорошо, — говорю.
Сажусь рядом:
— Как тебя зовут? — громко спрашиваю у женщины.
Никакой реакции.
— Как твоё имя? — делаю это ещё громче.
Но вместо ответа получаю вопль. Смотрю на Лео, пожимаю плечами, мол, «я попыталась». Он кивает в ответ «хорошо». Но судя по тому, как его же зубы прикусывают его губы, ничего хорошего.
— Ты правда помогаешь в хосписе? — вдруг спрашивает меня.
— А что тебя удивляет?
— Единицы способны на такой шаг.
— Хоспис, Лео, это не только обитель боли (кстати, сейчас умирающие её практически не испытывают), но и кладезь историй. Люди перед смертью очень искренни и очень откровенны. Им не просто хочется поделиться, им важно оставить свой след в чьей-то памяти.
Он смотрит на меня странно внимательным взглядом, будто открывает заново. Снова присматривается.
— А вот ты знал, например, что в основе современного хосписного движения лежит великая история любви?
— Нет.
Наша роженица снова начинает выть, но на этот раз потише — похоже, в пол уха, но слушает — тоже интересно.
— И я никогда не слышала, — отзывается Клэр. — Расскажи!
— В общем, в начале прошлого века жила была себе девушка по имени Сисели Сондерс. Была она родом из семьи преуспевающего торговца недвижимостью, и хотя отец ультимативно желал дочери Оксфордского образования в области экономической науки, Сисели правдами и неправдами всё-таки выучилась на социального медработника, а позднее получила диплом врача. Влюбилась она впервые аж в тридцать лет в своего пациента, звали его Дэвид Тасма. У Дэвида был неоперабельный рак лёгких. Сисели не только ухаживала за ним, но и всячески старалась сделать его последние месяцы жизни наполненными смыслом. Они много беседовали о том, как можно этого добиться — так родилась философия современного хосписа — «Хоспис — не дом смерти. Это достойная жизнь до конца». Они даже составили проект и схему первого в мире современного хосписа, а Дэвид завещал свои 500 фунтов на его строительство. Он не очень верил в то, что Сисели когда-нибудь воплотит все эти планы в реальность и называл её фантазёркой. Также он в шутку попросил: «Сделаешь там окно. Чтобы я мог видеть, всё ли у тебя получается так, как мы задумали». И она всё сделала: годы спустя построила хоспис с окном «для Дэвида». А ещё совершила переворот в хосписной философии, связанный с дозированием морфия: не по требованию, а по часам. Именно благодаря ей боль была практически уничтожена. И это она придумала главный принцип хосписа: «Забота об умирающем невозможна без любви…»