- Мишин, добей его.
Голос Духова холоден, строг, требователен.
Ноги у Мишина ослабели, сделались ватными, того и гляди подогнутся. Он хорошо понимал - этот моджахед, или "дух", как называли противника здесь, на чужой земле, только что стрелял в него, и будь он чуточку поудачливей, окажись более везучим, то убил бы Мишина. Но "духу" не подфартило. Полуживой он уже никому никогда не принесет вреда. В голову сразу пришла спасительная мысль: "Зачем? Он сам умрет через минуту".
- Лейтенант!
"Спецы" смотрели на новичка с интересом.
Все они еще раньше прошли через такое, и не одна душа ушла из тела от ударов их ножей.
Они давно заматерели, закостенели сердцами, и им было интересно увидеть отражение своего прошлого в человеке, который подошел к роковой черте и должен переступить ее.
Мишин поднял автомат.
- Нет. Ножом.
Будь такое приказано раньше, когда еще оставался выбор - идти в спецназ или оставаться в саперах, Мишин бы ответил Духову словом "Нет!". Отступать теперь значило потерять лицо. Мишин знал: его все равно уже не отпустят из роты, но в глазах товарищей он многое потеряет.
Вырвав клинок из ножен, Мишин шагнул к лежавшему на спине моджахеду. Тот почти не подавал признаков жизни, и его дух должен был в аамое ближайшее время выйти вон, чтобы отправиться в благословенные кущи джанны - мусульманского рая - и появиться там в светлом нимбе шахида - мученика, который принял смерть за веру.
Коротко замахнувшись, Мишин ударил клинком в грудь умиравшего. Сталь вошла в тело мягко, без особого сопротивления. Лезвие, разрезая ткани, скользнуло между ребрами. Острие пробило сердечную сумку...
Сдерживая дрожь в руках, Мишин выдернул сталь из чужого тела. Клинок остался почти чистым, но Мишин не сразу вложил его в ножны. Надо было протереть металл. Подумав, Мишин нагнулся, приподнял полу куртки убитого и вытер ею нож.
Теперь к нему пришло чувство небывалой опустошенности. Убивая других, человек не становится более счастливым, не богатеет он и духовно.
Осколки снарядов и пули оставляют рубцы и шрамы на телах выживших участников войны, а в их душах близость к смерти поселяет холодную пустоту, эгоизм и жестокость.
На долю Мишина выпала не одна, а целых две войны: "тоталитарная" афганская и "демократическая" чеченская. Обе одинаково ненужные и бесславные.
Короче, войн на долю офицера хватило с избытком. Войн грязных, бессмысленных, подвиги и мужество в которых хотя и отмечаются орденами, но само участие в них не добавляет человеку чести и славы.
С любовью Мишину повезло куда меньше.