Все его попытки связаться с Милой, чтобы разобраться в проблеме, оказались безуспешными. Она лишь повторяла содержимое записки в эсэмэсках или не отвечала на его звонки.
Это огорчало.
Нет — причиняло нестерпимую боль.
Ему не хватало Милы.
Поэтому все пять дней он работал как одержимый — в офисах «Гелиотропа» и на стройплощадках. И при этом не показывался рядом с магазином Милы, интуитивно понимая, что давить на нее сейчас нельзя.
А вот в своих чувствах по поводу той ночи Себ разобраться не мог. Имело значение лишь одно: он должен был вернуть Милу в свою жизнь. Как угодно.
Себ опустил взгляд на тарелку. Он съел все, до последнего кусочка, но так и не почувствовал вкуса блюда.
— Десерт? — спросила мама.
Он кивнул.
Так почему же он пришел сюда сегодня вечером? В этот дом, битком набитый воспоминаниями не только о Стеф, но и о Миле? Это ведь не было совпадением.
Он так долго опасался этого места… Боялся боли, которую оно могло вызвать. Но он ошибался. В этом доме само прошлое успокаивало его.
Неужели дело было в этом? Проведя пять дней без Милы, он хотел оказаться с ней рядом — не важно, как, пусть и косвенно?
Между тем мама подала еще дымящийся яблочный пирог, ставя рядом с каждым куском идеально ровные шарики ванильного мороженого.
— Ты это видел? — спросила мама.
Себ не сразу осознал, что она говорила с ним.
— Что, прости?
— Фотография в том журнале, который выходит по выходным. — Она помедлила, закрывая коробку с мороженым. — Ты с Милой Молинье. На премьере фильма.
— Я и не знал, что ты с ней встречаешься, — заметил папа. — Мне всегда нравилась эта девочка, вечно все говорила напрямик.
— Она сейчас занимается каким-то ремеслом, — мимоходом бросила мама. — Горшками, да?
Себ оттолкнулся от стола, ощутив необходимость встать.
— Мы не встречаемся, — пояснил он.
Но, поднявшись с места, Себ понял: он не знает, что делать дальше. Чтобы хоть чем-то себя занять, он схватил свой пустой бокал и поставил его в посудомоечную машину.
Ах… Так вот в чем дело! Это его реакция на упоминание о Миле. Скачок пульса, вспышка воспоминаний, которых он всеми силами избегал.
Вот почему он хотел приехать сюда сегодня вечером.
Мила не походила на тех женщин, с которыми он спал в Лондоне.
Мила была не первой женщиной, с которой он спал после Стеф, но оказалась первой, которая имела значение.
Он не чувствовал угрызений совести — словно изменил Стеф или что-то в этом роде. Он чувствовал, что произошло нечто важное.
«Неужели это означает, что я действительно двигаюсь дальше, Стеф?»
И именно поэтому он запретил себе вспоминать о той ночи? Из-за какого-то неуместного проявления верности по отношению к Стеф? Возможно. Но это было глупо.