Она потянулась к двери, понимая, что должна как можно быстрее закрыть ее.
— Позволь мне войти, Мила, пожалуйста.
Она молча покачала головой и сжала ручку двери.
— Черт возьми, Мила, я не хочу говорить это через защитную сетку! Впусти меня.
Не осталось ничего, что он мог бы сказать. И все же за какую-то долю секунды до того, как щелкнул замок, Себ успел бросить:
— Я люблю тебя, Мила!
Но дверь уже закрылась.
— Я люблю тебя!
Он уже кричал. Мила ясно слышала его через дверь. Ей следовало отойти. Понятно же: если она впустит Себа, он лишь объяснит, что любит ее как друга.
Но, как всегда, если дело касалось Себастьяна Файфа, она дала слабину. Мила открыла дверь, но защитную сетку оставила.
— Я люблю тебя, — повторил он. — Для меня нет никого важнее тебя.
— И ты не хочешь потерять нашу дружбу — и все в таком духе. Разве мы это уже не проходили? Старо как мир.
— Нет, — горячо возразил Себ. — Я был идиотом. Пожалуйста, выслушай меня.
Мила кивнула, но резко:
— Только быстро. Мне нужно сделать вазу.
Она скептически скрестила руки на груди.
— Я любил Стеф, — заговорил Себ. — Ты знаешь это. Мы любили друг друга, как любят в книгах и фильмах. Я считал наши отношения идеальными. Но потом мы поженились, переехали за границу, запустили свои бизнес-проекты… и все изменилось. Быстро или медленно, но однажды в наших отношениях появилась трещина, и эта трещина только росла. Наш брак распался во всех смыслах слова, кроме официального.
Он стоял там, по другую сторону защитной сетки, и смотрел на Милу, с трудом сдерживая эмоции.
— Мы со Стеф начали отношения, имея так много, а закончили ни с чем. Даже хуже, если честно. Казалось, мы создали между нами вакуум, который поглотил все надежды и планы на совместное будущее, оставив нас одинокими. Это было ужасно. Я совершил так много ошибок! Я ставил работу выше Стеф. Выше всего. И прятал голову в песок, когда дело касалось Стеф и меня. Я делал ей больно — очень больно. Ненавижу себя за это! И я боялся, что поступлю точно так же с тобой.
Мила расцепила руки, и теперь ее пальцы нервно теребили ткань фартука.
— Поэтому, когда ты начала говорить мне о любви тем вечером, я запаниковал. Мне трудно верить в любовь, учитывая то, что произошло с моим браком. Но, главным образом, я волновался о тебе. Я никогда не хотел сделать кому-нибудь больно так, как сделал Стеф. Я считал себя неисправимым. Думал, что любовь ко мне автоматически потянет за собой боль. Я не мог поступить так с тобой.
— И что-то изменилось? — спросила Мила.
Себ кивнул:
— Ты. Ты изменила меня, Мила. Ты показала мне, что я должен забыть о прошлом. Что, даже учась на своих ошибках, я должен двигаться вперед. Я знаю, как больно тебе было в прошлом. И все же ты отбросила это. Ради меня. Ты пошла на риск снова испытать боль — ради мужчины, который был одним сплошным недоразумением и вполне мог тебя обидеть.