— Абсолютно точно.
— Подождите тогда…
Жанна удалилась к себе и почти тотчас же вернулась, держа в руках кофр с золотой инкрустацией, воспроизводившей её монограмму.
— Возьмите это, милорд, — протянула его. — Возьмите и храните.
Герцог принял дар и вновь упал к ногам императрицы.
— Вы обещали мне уехать, — произнесла она.
— И я сдержу слово! Вашу руку, сударыня, вашу руку, и я удалюсь.
Императрица протянула руку, закрыв глаза и другой рукой опираясь на Фанию, так как чувствовала, что силы готовы оставить её.
Герцог страстно прильнул губами к этой прекрасной руке избранницы.
— Не позднее чем через полгода, — проговорил он, поднимаясь, — я увижу вас, хотя бы мне для этого пришлось перевернуть всё.
И, верный данному слову, выбежал из комнаты. В коридоре он нашёл Кристину, которая с теми же предосторожностями и с тем же успехом вывела его за пределы Гартмана.
* * *
Во всей этой истории, как читатель мог заметить, был один человек, которым, несмотря на тяжелое его положение, никто не интересовался. Человек этот был господин лии Бон, почтенная жертва интриг политических и любовных, тесно сплетавшихся между собой.
К счастью, помнит ли или не помнит об этом читатель, мы обещали не терять его из виду.
Сыщики, препроводили его прямым путем в Бастион и там, трепещущего, провели мимо взвода солдат.
Затем, оказавшись в полуподземном коридоре, он подвергся со стороны своих провожатых самому жестокому обращению и был осыпан самыми грубыми ругательствами. Сыщики, видя, что имеют дело с человеком не дворянского происхождения, обошлись с ним, как с нищим.
Спустя полчаса явился секретарь, положивший конец его мучениям, но не его беспокойству, дав распоряжение отвести бедолагу в каземат допросов.
Обычно арестованных допрашивали в камерах, но с Бон не сочли нужным стесняться.
Двое конвойных в экзодоспехах, схватив злополучного домовладельца, заставили его пройти по двору, ввели в коридор, где стояло еще трое караульных, открыли неприметную дверь и втолкнули горемыку в комнату со сводчатым потолком, где находились только стол, стул и комиссар, восседающий на стуле и что-то помечавший в планшете за столом.
Конвойные подвели трепещущего арестанта к нему и по знаку комиссара удалились на такое расстояние, чтобы до них не мог достигнуть звук его голоса.
Комиссар, который до сих пор склонял голову над своими пометками, вдруг поднял глаза, желая проверить, кто стоит перед ним. Вид у него был неприветливый. Заостренный нос, желтые выдающиеся скулы, глаза маленькие, живые и проницательные. Голова на длинной, подвижной шее, вытягивающейся из-за ворота черной судейской мантии, покачивалась, вытягивающаяся из-под брони.