— Пока, во всяком случае, не советую вам разыскивать его, — отмахнулся Вельер.
Внезапно полковник умолк, пораженный странным подозрением. Страстная ненависть, которую юноша выражал по отношению к человеку, якобы похитившему у него отцовское послание. Кто знает, не скрывался ли за этой ненавистью какой-нибудь коварный замысел? Не подослан ли этот молодой человек его высокопреосвященством? Не явился ли он с целью заманить его, Вельера, в ловушку? Этот человек, называющий себя Дартином, — но был ли он шпионом, которого пытаются ввести к нему в дом, чтобы он завоевал его доверие, а затем погубил, как это бывало с другими? Он еще внимательнее, чем раньше, поглядел на юношу. Вид этого подвижного лица, выражавшего ум, лукавство и притворную скромность, не слишком его успокоил.
«Я знаю, правда, что он грегорианец, — подумал Вельер. — Но он с таким же успехом может применить свои способности на пользу кардиналу, как и мне. Испытаем его…»
— Друг мой, — проговорил он медленно, — перед сыном моего старого друга — ибо я принимаю на веру всю эту историю с посланием, так вот, перед сыном моего друга я хочу искупить холодность, которую вы сразу ощутили в моем приеме, и раскрою перед вами тайны нашей политики. Император и кардинал наилучшие друзья. Мнимые трения между ними служат лишь для того, чтобы обмануть глупцов. Я не допущу, чтобы мой земляк, красивый юноша, славный малый, созданный для успеха, стал жертвой этих фокусов и попал впросак, как многие другие, сломавшие себе на этом голову. Запомните, что я предан этим двум всемогущим господам и что каждый мой шаг имеет целью служить императору и господину кардиналу, одному из самых выдающихся умов, какие когда-либо создавал Империя Гранжир. Отныне, молодой человек, примите это к сведению, и если, в силу семейных или дружеских связей или подчиняясь голосу страстей, вы питаете к кардиналу враждебные чувства, подобные тем, которые нередко прорываются у иных дворян, то мы наверняка распрощаемся с вами. Я приду вам на помощь при любых обстоятельствах, но не приближу вас к себе. Надеюсь, во всяком случае, что моя откровенность сделает вас моим другом, ибо вы единственный молодой человек, с которым я когда-либо так говорил.
«Если кардинал подослал ко мне эту гадину, — думал Вельер, — то, зная, как я его ненавижу, наверняка внушил своему сукину сыну, что лучший способ вкрасться ко мне в доверие — наговорить про него черт знает что. И, конечно, этот хитрец, несмотря на мои заверения, сейчас станет убеждать меня, что питает отвращение к его преосвященству».