– Поздравляю. – Ограничившись только этим, Кречетов не хотел углублять тему.
Однако Михаил сам ее углубил:
– И не смей меня осуждать. Я люблю ее, на остальное плевать.
– А я и не осуждаю.
– Глеб съехал и уволился, – продолжил Михаил. – Они с Кирой разошлись, и я этому рад.
– Что ни делается, все к лучшему…
– Спасибо тебе, Максим. В доме, наконец, воцарился покой.
– Останки похоронили? – спросил Кречетов.
– Преданы земле, как говорится.
– Ну что же… Хотя бы это.
– Хочу попросить у тебя прощения, – проговорил Михаил. – В какой-то момент я перестал в тебя верить.
– Да я и сам-то не очень верил. Хотя, – усмехнулся Кречетов, – теперь понимаю, что я не сходил с ума. Причина галлюцинаций известна.
– Отварами белладонны Эмма Леонидовна расширяла тебе сознание, – с печалью в голосе сказал Михаил.
– Где она сейчас?
– Ее увезли в СИЗО.
– Призналась?
Михаил кивнул.
– Я нанял ей адвоката и сделаю все, чтобы скостить срок. Денег не пожалею.
– Из-за таких как ты, Миша, у нас хреновое правосудие. Жить надо по совести.
– Спасибо, научил. Как ты не понимаешь, все эти годы она была мне вместо матери.
– Это – беда, – согласился Кречетов. Поднявшись с кресла, он попросил: – Можно я загляну в ту самую комнату?
Михаил тоже встал:
– Тебя проводить?
– Я сам, – сказал Кречетов и вышел из кабинета.
Открыв дверь, он спустился по ступеням и вошел в музыкальную залу. Оглядел стены и потолок, прислушался, и до него донесся звук быстрых шагов.
Кречетов обернулся и увидел взволнованную, запыхавшуюся Ирину Владимировну.
– Ты здесь… – всхлипнула она и бросилась ему на шею.
Кречетов обнял ее, прижал к себе, и они стали покачиваться, как будто услышали звуки вальса.