— Больше не верю. Уже год как не верю.
— Я догадывалась. — Она приподнялась на подушках. — Сильви! Не может же быть, чтобы существовала только одна эта жизнь!
— Я больше не верю, — повторила я.
— Иногда верить трудно. Почему Бог хочет, чтобы мы были несчастны? Мой брат говорит, что это проблема зла и отцы церкви разрешили ее давным-давно. Он повторяет то, чему его учат в семинарии, но мне этого недостаточно.
— Да, если Бог есть, существование зла понять невозможно.
— Но может быть, надо согласиться с этим непониманием, — сказала Андре. — Это гордыня — хотеть все понять.
Она погасила ночник и прибавила почти шепотом:
— Наверняка есть другая жизнь! Непременно должна быть другая жизнь!
Я сама не знала, чего ожидала, проснувшись, но почувствовала себя разочарованной. Андре нисколько не изменилась со вчерашнего дня, я тоже, мы пожелали друг другу доброго утра, как делали это всегда. Мое разочарование не проходило и в следующие дни. Конечно, мы были так близки, что ближе стать уже не могли. После шести лет дружбы несколько фраз мало что меняют, но когда я вспоминала этот час, проведенный нами на кухне, то с грустью думала, что не произошло, по сути дела, ничего.
Как-то утром мы сидели под фиговым деревом и ели инжир; большие фиолетовые смоквы, которые продаются в Париже, примитивны как картошка, а я любила эти маленькие бледные плоды, наполненные сладким зернистым желе.
— Я вчера вечером поговорила с мамой, — сообщила Андре.
У меня ёкнуло сердце: мне казалось, чем дальше Андре от матери, тем она ближе ко мне.
— Она спросила, собираюсь ли я в воскресенье причащаться. Ее тревожило, что в прошлое воскресенье я не причащалась.
— Она догадывалась почему?
— Не совсем. Но я призналась.
— А! Признались…
Андре прислонилась щекой к дереву.
— Бедная мама! У нее сейчас столько волнений — из-за Малу, да еще из-за меня!
— Она вас ругала?
— Сказала, что лично она меня прощает, остальное на усмотрение моего духовника. — Андре серьезно посмотрела на меня. — Ее можно понять. Она отвечает за спасение моей души. Она ведь тоже не всегда знает, чего от нее хочет Бог. Это всем нелегко.
— Да, нелегко, — протянула я.
Я была в ярости. Мадам Галлар мучает Андре, и она же вдруг оказывается жертвой!
— Мама сказала мне одну вещь, это меня просто потрясло, — продолжала Андре взволнованно. — Знаете, у нее тоже были в юности трудные моменты. — Андре посмотрела вокруг. — И она тоже переживала их здесь, на этих вот тропинках.
— Ваша бабушка была очень деспотичной?
— Да. — Андре на миг задумалась. — Мама говорит, что Бог милостив, что он посылает нам испытания, соразмеряя их с нашими силами, что он поможет Бернару и поможет мне, как когда-то помог ей. — Она поискала мой взгляд. — Сильви, если вы не верите в Бога, то как вам удается переносить эту жизнь?