Я провела по лицу пуховкой, расчесала волосы, подстриженные кое-как, и вернулась в гостиную. Молодежь танцевала под умильными взглядами дам в возрасте. Зрелище не отличалось красотой.
Тафта, атлас кричащих или приторных расцветок, вырезы лодочкой, нелепые сборки еще больше уродовали этих юных католичек, слишком хорошо приученных забывать о своем теле. Глаз отдыхал только на Андре. Блестящие волосы, отполированные ногти, красивое платье из темно-синего фуляра, изящные туфли — и все-таки, несмотря на подрумяненные щеки, она выглядела утомленной.
— Как это печально! — сказала я Паскалю.
— Что?
— Все это!
— Да вовсе нет! — отозвался он весело.
Паскаль не разделял ни суровость моих оценок, ни мои редкие восторги, он говорил, что в каждом человеке можно найти что-то достойное любви; за это он всем и нравился — под его внимательным взглядом все чувствовали себя интересными.
Он пригласил меня танцевать, потом я танцевала с кем-то еще из гостей — один страшней другого, говорить мне с ними было не о чем, им со мной тоже; стало жарко, я заскучала. Я не выпускала из поля зрения Андре. Она одинаково любезно улыбалась всем своим кавалерам, приветствовала старух маленьким реверансом, который получался у нее, на мой вкус, чересчур безупречным — мне не нравилось, когда она так непринужденно играла роль светской барышни. Не без тревоги я спрашивала себя: неужели она позволит, чтобы ее вот так же выдали замуж, как Малу?
За несколько месяцев до этого Андре встретила в Биаррице Бернара: он сидел за рулем длинного бледно-голубого автомобиля в белом костюме и в перстнях, рядом — красивая блондинка, явно легкого поведения. Они поздоровались за руку, не зная, что сказать.
— Мама права, мы не созданы друг для друга, — сообщила мне Андре.
Возможно, все сложилось бы иначе, если бы их не разлучили, подумала я, а возможно, и нет. Во всяком случае, после этой встречи Андре говорила о любви только с горечью.
Между двумя танцами мне удалось подойти к ней:
— Мы можем поговорить пять минут?
Она коснулась виска — у нее, очевидно, болела голова, с ней это часто случалось в последнее время.
— Давайте на лестнице, на верхней площадке. Я найду способ исчезнуть потихоньку. — Она взглянула на вновь образующиеся пары. — Наши матери не позволяют нам гулять с молодыми людьми и блаженно улыбаются, глядя, как мы танцуем. Святая невинность!
Андре преспокойно говорила напрямик то, что я едва формулировала про себя. Да, эти добрые католички должны были бы встревожиться, видя, как их дочери млеют, конфузясь и багровея, в объятиях самцов.