«Что скажут товарищи в секретариате? Как улажен спор? Что предпринять дальше? Нельзя же допустить, чтобы батраки проиграли. Что сталось бы после этого с профессиональным союзом? И с судьбой всего рабочего движения? Застану ли еще товарищей в Рабочем доме? Надо немедленно действовать, надо сразу же решить, что делать. Стачка сельскохозяйственных рабочих — хорошее дело, но теперь — в начале января? Если бы в другое время! Как нарочно… Повсюду снег, в поле ногу не вытащишь. Чорт возьми! Что скажут товарищи?»
Вашек сходит с поезда на станции в Новом Кладно. Берет из багажного вагона велосипед и тащит его по Пругону вверх, через Новое Кладно, к Рабочему дому. Товарищи еще здесь. Сидят в секретариате и совещаются. Вацлавичек, внезапно появившись в комнате, хочет немедленно отчитаться.
— Подожди, Вацлав, нам еще надо кончить одно дело. А ты пока согрейся и обсушись. Смотри, какой ты мокрый и как устал, — решает Тонда.
Слово берет товарищ Павел. Франта Павел — управляющий конторой редакции «Свободы» и заведующий Рабочим домом. Он старый деятель социал-демократии и немало гордится своей многолетней принадлежностью к партии. При каждом удобном случае он любит подчеркнуть, что давно уже состоит ее членом. И сегодня тоже с этого начинает.
— Товарищи, мне вы можете верить. Я все-таки почти три десятка лет член партии и должен заботиться о порядке и честности в наших рядах. Поэтому, я думаю, надо строго расследовать, куда девались пятьдесят восемь экземпляров «Свободы», за которые контора редакции не получила денег.
— Подожди, товарищ Павел. Конечно, надо заботиться о порядке, но сейчас важнее всего обсудить политическое значение того, что случилось, и подготовить дальнейшие мероприятия, — перебивает Франту шахтер Ванек.
— Ванек прав, товарищи, — встает Тонда. — Речь идет о случае, имеющем большое значение. Восьмого января «Свобода» опубликовала воззвание Коммунистического Интернационала молодежи. Вы знаете, что мы не представляем свою газету на цензуру в окружное управление.
Мы считаем, что в демократической республике должна быть свобода печати, и защищаем этот принцип. Но по всей республике, и в том числе в Праге, все газеты и журналы представляются на цензуру в государственные учреждения. И вот, видно, у кладненского окружного управления есть в нашей типографии какой-то шпион. Еще до того, как «Свобода» была отправлена из типографии, — и местные разносчики еще не успели ее получить, — явились жандармы и конфисковали весь готовый тираж. Сколько было конфисковано, товарищ Павел? — обращается Тонда к Франте.