Переход в середине XIX века к университетской исторической науке не сильно изменил ситуацию. Государство стремилось оказывать идеологическое влияние через уставы университетов и всевозможные «инструкции» и «правила». Уже Цензурным уставом 1826 г. цензорам вменялось в обязанность при рассмотрении исторических произведений обращать внимание на нравственные и политические цели. Согласно уставу «всякое историческое сочинение, в котором посягатели на законную власть, приявшие справедливое по делам наказание, представляются как жертвы общественного блага, заслужившие лучшую участь» [Жирков, с. 29] должно было быть запрещено. Правительство использовало историческую университетскую науку для укрепления государственных устоев, например, для легитимации теории «официальной народности», в идеологической борьбе вокруг подготовки и проведении реформ и в вопросах внешней политики [Удалов, с. 131–165]. В 1850 г. Министерство народного просвещение предписало ректорам и деканам при рассмотрении диссертаций отслеживать их содержание и не допускать к защите положений, противоречащих национальной самодержавной идеологии, а по университетским уставам 1863 г. и 1884 г. разрешались только те научные сообщества внутри университета, цели которых отвечали государственным интересам и не включали рассмотрение общественно-политических вопросов [Чесноков, с. 18–38]. В Европе историческая наука также была поставлена на службу государственным интересам [Терехов], что показывает включенность России в общемировые процессы, происходящие в гуманитарной сфере.
Начавшаяся в конце XIX века эпоха массовых коммуникаций привела к созданию вертикальных систем массовой информации, основанных на ее цензурной селекции как базовом принципе деятельности институтов хранения и тиражирования информации. Историческое познание стало делом историков, делом, цензурируемым как с точки зрения тем и источников, так и с точки зрения дозирования полученного знания в массовом образовании. Ограничения доступа к архивам и фондам библиотек поддерживали широкую распространенность определенных знаний о прошлом, отобранных таким образом для обращения в рамках системы СМИ, где их формат практически не подлежит коррекции. Хотя конечный продукт СМИ широкодоступен, участие в коммуникационном процессе через СМИ для самих потребителей возможно в очень скромных объемах и зависит от большого числа факторов, среди которых доминируют политическая цензура, редакционная политика и самоцензура. Информационные потоки в классической информационной системе СМИ вертикальны, имеют нисходящий характер даже при наличии обратной связи (читательские письма в редакции). Кроме того, такие системы имеют национальный характер, ориентированы на население собственной страны. В условиях холодной войны эта системная особенность стала серьезным барьером на пути международного общения, замыкая социальную память в условиях жесткой конкуренции идеологий политических систем.