– Золотые глаза, я видел такие однажды – у леопарда. – Джейми покачал головой. – Нет, моя милая, ты похожа на француженку, но ты не француженка.
– Откуда ты знаешь?
– Я много разговаривал с тобой и слушал, как ты разговариваешь с другими. Дугал считает тебя француженкой, потому что ты хорошо говоришь по-французски, даже очень хорошо.
– Ну спасибо, – с сарказмом поблагодарила я. – А по-твоему, тот факт, что я говорю по-французски хорошо, доказывает, что я не француженка?
Он засмеялся и сжал мою шею.
– Vous parlez très bien [22], но не так хорошо, как я, – добавил он, переходя с французского на английский и внезапно отпуская меня. – Я провел год во Франции после того, как оставил замок, а потом еще два года воевал. Мне легко узнать того, для кого французский язык родной. Для тебя это не родной язык…
Он медленно покачал головой.
– Испанка? Возможно, но почему? У Испании нет никаких интересов в этой глуши. Немка? Разумеется, нет. – Он пожал плечами. – Но кем бы ты ни была, англичанам захочется знать правду. Они не желают мириться с появлением странных незнакомцев, когда кланы волнуются, а принц Чарли того и гляди приплывет сюда из Франции. Но их допросы едва ли можно назвать деликатными, уж поверь!
– Но откуда тебе знать, что я не английская шпионка? Дугал так считал, ты же сам сказал.
– Это возможно, но ты и по-английски говоришь странно. К тому же если бы ты была англичанкой, с чего бы тебе выбирать брак со мной, а не возвращение к своим? И это еще одна причина, по которой Дугал заставил тебя выйти за меня, – хотел проверить, не сбежишь ли ты, когда дойдет до дела.
– Но я не сбежала. И что же это доказывает?
Он засмеялся и улегся на кровать, прикрываясь рукой от света лампы.
– Черт побери, я понятия не имею, сассенах. Я не могу придумать никакого разумного объяснения. Может, ты из Маленького Народца? – Он покосился на меня из-под ладони. – Нет, думаю, для этого ты слишком крупная.
– А ты не боишься, что я убью тебя ночью, пока ты спишь?
Он не ответил, но отвел руку от глаз и расплылся в улыбке. Я подумала, что глаза он унаследовал от Фрэзеров: они не были посажены глубоко, как у Маккензи, но расположены под необычным углом, а из-за высоких скул они казались все время немного прищуренными.
Он вдруг распустил ворот рубахи, так что грудь оказалась открытой чуть ли не до пояса, извлек из ножен кинжал и бросил его мне. Сталь звякнула о пол у моих ног. Он снова прикрыл рукой глаза и запрокинул голову, обнажив горло.
– Бей сюда, прямо под кость, – посоветовал он. – Быстро и аккуратно, хоть это и требует усилия. Перерезать глотку легче, но это очень грязно.