Не знаю, была ли эта нарочитая медлительность рассчитана на то, чтобы подействовать мне на нервы, – если так, то он вполне преуспел, – или он просто не мог решить, как ему вести себя дальше.
Напряжение чуть спало с появлением ординарца, принесшего поднос с чаем. Не говоря ни слова, Рэндолл налил и подал мне чашку. Мы отпили понемногу.
– Ничего не говорите, – нарушила я молчание. – Позвольте высказать догадку. Это, должно быть, новая форма давления, придуманная вами, – пытка мочевым пузырем? Вы накачиваете меня жидкостью в надежде, что я пообещаю сообщить вам нечто в обмен на пять минут наедине с ночным горшком?
Он был так поражен, что рассмеялся от души. Смех преобразил его лицо, и мне удалось, наконец, понять, почему так много надушенных конвертов, надписанных женской рукой, скопилось в левом нижнем ящике его письменного стола. Сбросив маску мрачного молчания, он не подавил смех, а продолжил смеяться. Закончив, посмотрел на меня с полуулыбкой.
– Кем бы вы ни были, мадам, с вами не соскучишься, – заметил он.
Он потянул за шнур колокольчика, висевшего у двери, и, когда появился ординарец, распорядился отконвоировать меня в нужное место.
– Не потеряйте ее по дороге, Томпсон, – прибавил он, отворяя передо мной дверь с насмешливым поклоном.
Я в изнеможении прислонилась изнутри к двери уборной. Свобода от его присутствия стала облегчением, но только кратким. Я хорошо представляла себе характер Рэндолла как по рассказам, так и на основании личного опыта. «Но черт меня дери, эти проблески черт Фрэнка из-под жестокой оболочки! Было ошибкой вынудить его рассмеяться», – подумала я.
Я уселась, не замечая вони и сосредоточившись на собственных проблемах. Бежать отсюда, похоже, не удастся. Бдительный Томпсон снаружи, к тому же кабинет Рэндолла окружен другими сооружениями форта. Укрепление обнесено только частоколом, но частокол этот высотой в десять футов, а двойные ворота охраняются.
Я подумала, не стоит ли сказаться больной, чтобы задержаться в этом убежище, но тотчас отбросила эту мысль – и не только из-за неприглядности того места, где я сейчас находилась. Неприглядная правда заключалась в том, что промедление не имело смысла без веских причин – а их не было. Никто не знает, что я здесь, и Рэндолл никого не собирается извещать. Я была в его власти до тех пор, пока ему не надоест играть со мной в кошки-мышки. Один раз я заставила его засмеяться. Садист с чувством юмора особенно опасен.
Лихорадочно перебирая в уме все, что имело отношение к Рэндоллу, я искала нечто, могущее оказаться полезным. И натолкнулась на одно застрявшее в памяти имя. Услышано оно было мельком и запомнилось случайно, но я надеялась, что оно мне пригодится. Ничтожно мелкая карта для игры, но другой у меня в запасе не нашлось. Я глубоко втянула в себя воздух, но тотчас поспешила вытолкнуть его назад и вышла из своего укрытия.