– Одного я особенно хорошо запомнил, – проговорил Джейми, – потому что он ставил тебя перед классом с вытянутой вперед рукой и читал длинную нотацию с перечислением всех твоих провинностей, прежде чем начать битье, и продолжал ее в промежутках между ударами. Я, бывало, стоял перед ним с вытянутой рукой, испытывал жгучую боль и молился лишь об одном – чтобы он перестал молоть языком и поскорее кончил дело, пока я не потерял присутствия духа и не заревел.
– Видимо, именно этого он и добивался, – вставила я, невольно испытывая сочувствие.
– О да, – отозвался Джейми без колебаний. – Мне понадобилось некоторое время, чтобы это понять, но когда я понял, то, по своему обыкновению, не удержал язык за зубами.
Он вздохнул.
– И что из этого вышло? – поинтересовалась я уже без всякой внутренней злости.
– Однажды он решил наказать меня за то, что я никак не мог научиться писать правой рукой. Хлестнул меня трижды, растянул это удовольствие почти на пять минут, ублюдок, и принялся твердить мне, прежде чем продолжить, что я глупый, ленивый, упрямый мальчишка, неотесанная деревенщина и тому подобное. Рука у меня горела, потому что он делал это уже второй раз за день, и было мне страшно оттого, что дома меня ждет хорошая порка. Такое у нас водилось обыкновение: если мне попадало в школе, то дома мне добавляли сразу, как я возвращался: отец считал учение самым важным делом. Как бы там ни было, я потерял терпение. – Машинально он обмотал поводья вокруг левой руки, словно хотел защитить истерзанную ладонь. Помолчал и глянул на меня. – Я редко теряю самообладание, сассенах, и обычно раскаиваюсь, если это происходит.
Это, пожалуй, уже было близко к извинению.
– Раскаивался ли ты тогда?
– Я тогда сжал кулаки и посмотрел на него снизу вверх – он был высокий тощий парень лет, я думаю, около двадцати, но мне-то он казался старым – и сказал: «Я вас не боюсь, и плакать не стану, бейте как хотите!» – Джейми сделал глубокий вдох и затем выдох. – Это, разумеется, было ошибкой – говорить ему такое, пока он держит в руке ремень.
– Можешь не продолжать, – сказала я. – Он решил доказать тебе, что ты ошибаешься?
– Ай, решил, – кивнул Джейми, темный силуэт его головы вырисовывался на фоне ночного облачного неба. Слово «решил» он выговорил с мрачным удовлетворением.
– Он не добился своего?
Темная голова качнулась из стороны в сторону.
– Нет, не добился. Он не заставил меня заплакать. Зато заставил пожалеть, что я открыл рот.
Он умолк и повернулся лицом ко мне. В эту минуту облака немного разошлись, и лунный луч обвел позолотой линии его щек и подбородка, как у одного из архангелов Донателло.