– Это будет очень нежно, – умасливал он меня, затягивая к себе под одеяло.
И он был таким нежным, какими могут быть только очень большие и сильные мужчины, обращался со мной бережно, словно с перепелиным яичком, и эту нежную настойчивость я восприняла как продолжение вчерашнего урока. Он может быть нежным, но отказывать ему нельзя. Потом, все еще сжимая меня в объятиях, он потрогал поблекшие синяки, оставленные его пальцами у меня на плечах два дня назад на обочине дороги.
– Ты прости меня за это, mo duinne, – сказал он, тихонько целуя их. – Я был не в себе, но злость – не оправдание. Стыдно причинять боль женщине, в себе ты или нет. Я больше никогда не буду.
Я засмеялась с иронией.
– Ты извиняешься за эти? А как же остальные? Я вся в синяках с головы до пят!
– О? – Он повернулся и окинул меня пристальным взглядом. – За эти, на плечах, я прошу прощения, а за те, – он легонько шлепнул меня по ягодице, – за те нет, ты их заслужила, и я солгал бы, сказав, что сожалею. Что касается этих вот, – он коснулся бедра, – я за них тоже не буду извиняться, потому что ты мне отплатила вчера целиком.
Он, поморщась, потер плечо.
– Ты пустила мне кровь по меньшей мере дважды, сассенах, спина у меня горит огнем.
– Что поделать, если лег с мегерой, – усмехнулась я, – извинений не будет.
Он засмеялся и притянул меня к себе.
– А я и не просил, чтобы ты извинялась. Если я помню верно, я сказал: «Укуси меня еще разок».