Глава 20
Пустыня смертной тени
Кажется, я плыву в лодке и волны нежно переваливают лодку с гребня на гребень. Но как же сильно болит голова, и… Я с трудом разлепил глаза. Взгляд уперся в сиденье автомобиля, но почему сиденье в горизонтальной плоскости? Это не сиденье такое, это я висел на ремне безопасности почти горизонтально, на втором ряду. С трудом поднимаю голову и с большими усилиями выпрямляюсь, чему мешают стянутые стяжкой руки и ремень безопасности, ограничивающий мои движения.
Определенно, я в автомобиле, это внедорожник, судя по коже и вставкам из дерева, ленд крузер или что-то этого класса. А вот и водитель, вижу его шею, голову с черными волосами и торчащие уши. На пассажирском сиденье еще один человек, с моего ракурса его видно лучше: черные очки, двух-трехдневная щетина, большой нос, черная одежда. Кто эти люди, где я, куда мы направляемся? То, что машина едет, понятно по колебаниям кузова, звуку мотора и мелькающему пейзажу за окнами. Нестерпимо сильно болит голова, просто раскалывается, пульсирующая боль зарождается в теменной области и уходит к шее по затылку.
И я вспомнил! Взлетно-посадочная полоса, будка, Хадижа, люди в черном. Хадижа! Они убили ее. Я заскрежетал зубами, из груди вырвался стон.
Пассажир обернулся и улыбнулся, показывая желтоватые зубы:
— Очнулась, голова болит? Как же громко звучит его голос, словно молотком стучит по голове.
— Болит, — автоматически отвечаю я, пытаясь не расплакаться от беспомощности и боли.
— Это я тебя ударил. Меня зовут Фарух, ты мне руку прокусила почти до кости, — он демонстрирует мне руку, на которой отчетливо видны следы зубов и запекшаяся кровь. На губах улыбка, это он лыбится, довольный, что ударил связанную девушку, или у него такое дауновское выражение лица с рождения? Значит, ты ударил. Хорошо Фарух, тебя я убью мучительным образом, даю я себе зарок, пытаясь сдержать слезы. В данный момент возможность убийства не предвидится, откладываю месть на потом, клятвенно обещая отомстить за Хадижу, за моего ангелочка.
— Кто вы, почему вы меня похитили? Куда мы едем? — вопросы сами срываются с губ, но меня просто игнорируют. Посчитав наш разговор оконченным, Фарух, мать его, снова сидит и смотрит на дорогу, периодически опуская глаза на лист бумаги перед собой. Немного привстав, замечаю, что на коленях у него, похоже, карта, с моего места ни надписей, ни обозначений не могу разобрать. Я попытался прислушаться к ощущениям внутри организма.
Так, Александр, давай мыслить логически: тебя не убили, не насиловали. Из двоих девушек забрали тебя иностранку, а арабку убили. Убили, суки, Хадижу, ребенка, который и жизни-то не видел. Во мне закипала злость и ненависть: я убью их всех до одного, самой мучительной, самой позорной смертью!!! Как это сделаю, не имел ни малейшего понятия, связанный и пришвартованный к сиденью, я даже вертикальное положение сохранял с трудом.