Ящик вернулся на место — так же, как и проглоченная птичка. Узкоглазый снова сделался похожим на киношного призрака, и, поскольку теперь его никто не удерживал, очень скоро растаял без следа. Лиловая комната тошнотворно покривлялась еще немного, а затем в одной из стен появилась дверь.
«Поздравляю, мой юный друг. У нас получилось», — сказал Эдгар, хотя Малютка не понимал, что именно у них получилось, и уж точно не прилагал для этого никаких усилий. Он только протянул руку, не сопротивляясь дядиному приказу, и держал глаза открытыми. Правда, в голове у него в ту минуту было на редкость пусто. Ему казалось, что все сделано за него — то ли птичкой, то ли безмозглым автоматом, то ли кем-то еще. Тем не менее, зажав в руке карточку с… предсказанием? предостережением? билетом на аттракцион?.. он взялся другой рукой за ручку в виде бронзовой совы, открыл дверь и очутился в какой-то полутемной арке, из-под низкого свода которой увидел что-то пугающее и завораживающее одновременно.
Стесняться было некого, а если она слетела с катушек, то и терять уже нечего. Ощущение собственной нормальности, конечно, ровным счетом ничего не доказывало. Пошатнувшаяся реальность угнетала не больше, чем…
«Так и будем стоять, детка?»
Она вторично отмахнулась от голоса, как от назойливого комара, проникшего каким-то образом под череп и зудевшего в звонкой пустоте, о которой Анна раньше не подозревала. Может, она еще надеялась прихлопнуть его удачным ударом, эдакой мухобойкой для неудобных и потерявших хозяина мыслей? И тогда ей преподали урок.
Старуха завизжала так, что Анну свернуло в спираль. Ощущение спицы, проткнувшей голову и оба уха, было абсолютно подлинным, и ее захлестнула паника: теперь она вдобавок оглохла! Визг не оставлял шанса ни одной связной мысли; он мог длиться бесконечно, на одной невыносимой ноте (а если придется, то и двумя октавами выше), потому что его источником была не глотка, нуждавшаяся в потоке воздуха. Тут был поток чего-то другого. Этот визг оказался даже не приговором, а самой казнью.
Анна, выронила телефон, упала на пол и задергалась в конвульсиях. Казнь тянулась вечность минус одно мгновение, так и не ставшее последним. Внезапная тишина обрушилась на нее, словно глыба льда.
«Пожалуйста», — прошептала она в это гулкое ледяное молчание, искренне готовая отдать все что угодно, лишь бы визг не повторился.
«Так-то лучше, милая. Вставай и двигай ножками, да побыстрее. Джокеры ждать не будут. И подбери свой фонарик, еще пригодится».
Анна встала, подобрала «фонарик» и «задвигала ножками», еще не способная поинтересоваться, кто такие Джокеры.