Через некоторое время стало хуже. Подкрался холод — сначала к ногам, затем пополз выше, ледяной змейкой свернулся в желудке. И, как назло, дядя Эдгар куда-то пропал.
Малютка еще раз посмотрел в ту сторону, где недавно была дверь. Теперь оттуда надвигалось что-то похожее на поезд. Или на падающую кабину лифта. Только живое. Ну, почти живое.
Внезапно объявился дядя и то ли выругался, то ли не поверил чужим глазам. Короткую фразу, которую он произнес, Малютка не совсем понял — она заканчивалась словами «твою мать!». Но мальчик явственно ощутил дядину растерянность перед происходящим… и какой-то совсем уж необъяснимый восторг.
Он вскрикнул и побежал в темноту.
Анна и предположить не могла, когда училась на историческом факультете, что несколько лет спустя будет заниматься любовью на старом кожаном диване в запаснике музея, среди полотен и предметов старины, внушавших ей благоговейный трепет. Но если твой законный муж — ночной сторож в том же музее, и дома вы встречаетесь только изредка, по выходным, которые у тебя и у него совпадают далеко не всегда, то, пожалуй, остается немного вариантов.
Она знала, что нарушает правила, и он знал, что нарушает правила, но любовь не замечает правил. Однажды, задержавшись допоздна из-за проливного дождя, она оказалась вначале в его объятиях, а затем и на диване. Они списали это на внезапный прилив страсти, но та первая ночь в музее запомнилась надолго. Спустя неделю все повторилось (теперь уже по другой причине), а через месяц вошло в привычку.
Вскоре она с некоторой настороженностью поняла, что полутемный запасник кажется им куда более уютным местом, чем спальня с белой мебелью и редко востребованной супружеской постелью. Она задумалась, можно ли считать это своеобразным извращением. Вряд ли. Разве только что-то витало в здешнем воздухе и они успели превратиться в двуногих музейных крыс. Рановато, если учесть, что ей недавно исполнилось двадцать семь, а ему не было и тридцати.
И не то чтобы ее потянуло на экстремальный секс — по правде говоря, в любви на музейных задворках не было ничего экстремального. Вероятность, что их застанут за этим делом, практически равнялась нулю. После закрытия наступала тишина, в подвальных помещениях — почти абсолютная. Изредка они слышали какие-то шорохи, доносившиеся то ли снизу, то ли из-за стен (может, этим выдавали свое присутствие настоящие крысы?). Музей располагался в очень старом доме, бывшей усадьбе некоего мецената, и просто обязан был для приличия иметь хотя бы одно штатное привидение, не говоря уже о парочке скелетов в замурованных пустотах или о комнате без окон и дверей, хранящей многовековую тайну.