Но вот…
Мерзла.
Даже летом. Даже в жару. Даже в пуховой шали, которая стоила больше, чем родное Загулье скопом, включая дома, поля, худых коров и жителей.
— Гурцеев жаловаться приходил, — она поморщилась и помяла пальцами виски, без особой надежды унять боль. Все ж таки в даре ведьмовском имелся один существенный недостаток: если кого иного Эльжбета могла исцелить, даже не словом, но одним лишь желанием, то с собою сладить не выходило.
И Марьяна не поможет.
— А ему-то что не так? — весьма искренне удивилась Марьяна. — Когда он там женился? Полгода прошло?
— Еще нет.
А ведь девочку хорошую подобрали, тихую, покорную, уверенную, что счастье ее состоит единственно в браке… и жених, что говорить, неплох.
Молод.
Собою хорош.
И силы немалой. Ко всему царице-матушке троюродным племянником приходится. Да и сам отнюдь не пустое место.
Боль подступила ближе.
— Так что не так? — Марьяна Францевна нахмурилась и наполнила рюмочки, поставила на стол, аккурат на папочку с бумагами, которые надлежало разобрать, прочесть, подписать… в общем, рюмки на ней тоже неплохо смотрелись. И бонбоньерка с трюфелями, пусть слегка подтаявшими.
— Все так… жену он любит. Она любит его, но… детей пока не собирается заводить, а ей скучно. Вот от скуки повадилась картины писать.
— И?
— Он наставника нанял. А тот вбил этой дурехе в голову, что у нее талант. И теперь она желает выставку.
— И?
Пока проблемы Марьяна Францевна не видела. Пусть бы и сделал, что ему, жалко для девочки? Чай, особняк у Гурцеевых большой, выделил бы залу одну, устроил бы салон или вечер званый. И жене в радость, и ему не сложно.
— Она-то не просто выставку, но в Государевой академии Изящных искусств. И учиться там же.
Марьяна Францевна приподняла бровь.
— И что? Не сможет устроть?
— Он-то сможет, чего ж не смочь. Девочка и вправду одаренная, только… сама посуди. Во-первых, теперь она княжна. Во-вторых, молодая и красивая… и среди нищих студиозусов учиться? Сама знаешь, что там за нравы… оно, конечно, Аглая — девочка умная, но вот… слухи пойдут.
Эльжбета Витольдовна настоечку пригубила.
И пальцы облизала.
Конфеты были хороши.
— Пусть так наставников наймет…
— Он вообще против, чтобы она рисовала.
— Почему?
— Уверен, что всенепременно нарисует что-то этакое, что родовую честь уронит. И что княжне рисовать можно только акварельки для семейных альбомов.
— Идиот.
— Все они…
— А от тебя чего хотел?
— Чтобы повлияла. Поговорила. Убедила.
— А ты?
— А я… я не знаю. Устала я убеждать… одному не нравится, что жена его рисованием увлеклась, другому — что садом занимается, третьему характер кажется слишком уж неподатливым, четвертый уверен, что она вовсе должна сидеть и ничего не делать без его высочайшего дозволения.