Правда, нынешняя не походила ни на тех, ни на других.
И по дорожке шла, к дому, что высился огромною пугающею громадиной. И как возвели-то такую? Усадьба Козелкевичей была хороша, но рядом с этим вот домом гляделась бы откровенно жалкой. Да подобных особняков и в столице по пальцам перечесть можно.
Волковы, стало быть.
Князья.
Нет, сам Ежи тоже князем числился, но давно уж не испытывал иллюзий по поводу собственного титула, от которого пользы была — красивая строка на визитной карточке да возможность из всех невест, матушкою сватаемых, выбирать тех, что породовитей.
Нет, эти князья были иными.
Ежи кожей ощущал эхо древней силы, что скрывалась под домом, и удивлялся тому, что не слышал его прежде, что место это, спрятанное от людей — а теперь он не сомневался, что прятали его весьма старательно — за столько лет не приманило нового хозяина.
Или…
Хозяйку?
Ведьма провела ладонью по волосам, которые сзади оказались еще короче, чем спереди. И Ежи было несколько неудобно смотреть на лысоватый ее затылок.
…а в городе лавка имеется, где париками на западную манеру торгуют, все больше, конечно, парадными, сразу в прически уложенными, но если попросить, то и косу сделать могут.
Только как бы ведьме сказать, чтоб не обиделась?
Вдруг да предложением своим он, Ежи, напомнит о человеке, что обошелся с нею… недобро. Попался бы этот человек Ежи…
Девочку он увидел первой.
И ничуть не удивился. Верно, устал уже удивляться, только порадоваться и смог, что жива… и хорошо бы ей до утра живою остаться.
— Лилечка? — Ежи отстранил ведьму и подхватил дитя на руки. До чего же легкая…
…Аннушка, о которой помнилось весьма смутно, тоже была невесомой, до того, что и мальчишкою Ежи умел ее поднимать.
Девочка приоткрыла глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — она улыбнулась светло и ясно.
И сердце защемило позабытой уже болью. Надо же, а казалось, что отпустил, изжил, смирился…
— Давайте в дом, — ведьма тяжко вздохнула и дверь открыла. — Только, пожалуйста, осторожнее. На котят не наступите…
— Батюшка ругается? — тихо спросила Лилечка, обнимая шею тонкими ручонками.
— Волнуется.
Пара ступеней.
И порог.
Неприятное ощущение, будто вновь на его, Ежи, смотрят. В огромном холле пусто и сумрачно. И от сумрака этого разглядеть дом не выходит, разве что понять, до чего же он огромен.
Высокие потолки.
Лестница, что разбегается на два крыла.
Балюстрада скорее угадывается, нежели видна. Также угадывается и рисунок, выложенный на полу.
…волк ощерился, будто предупреждая, что не стоит сюда заглядывать тем, кто задумал недоброе. И сам дом, взбудораженный появлением людей, тоже недоволен.