– Да, – немного подумав, сказал Франц Фердинанд, – галичане – они такие, и поэтому прекрасно вписались в политику моего дяди, ибо та целиком и полностью оказалась направлена против России. Боюсь, что если резко изменить государственный курс, то эти люди станут проблемой уже для моей власти…
– Павел Павлович, – сказала императрица Ольга, – не забывайте, что описанные вами негативные явления могли бы наступить, если бы распад Австро-Венгрии произошел внезапно, как в вашей истории. Но у нашего друга Франца Фердинанда впереди еще примерно четверть века власти. Если готовиться к цивилизованному разводу заранее – например, под предлогом непреодолимых династических проблем – то многое можно успеть изменить и ко многому подготовиться. По крайней мере, если посреди радикально замиренной Европы вдруг появится очаг нестабильности, то задавить его совместными усилиями будет не так уж и сложно. Но дело в том, что у нас есть проблема, которая не может ждать четверть века.
– Как я понимаю, вы имеете в виду сербский вопрос? – со вздохом сказал Франц Фердинанд. – Или речь идет о Трансильвании, которую вы хотите присоединить к так блестяще присвоенной вами Румынии? Вот было вполне состоявшееся независимое государство – и вдруг его уже нет, будто корова языком слизнула.
– Не думаю, что в Будапеште и Вене были достаточно высокого мнения о румынской государственности, – с иронией ответила русская императрица. – То, что им по случаю досталось, так же, по случаю, из тупого упрямства, они и потеряли. Одним словом, Трансильвания нас не интересует, как и Галиция, по крайней мере, пока. Если когда-нибудь потом, после вашей смерти, с ней будут какие-нибудь проблемы, то их мы будем решать в рабочем порядке – так же, как и с другими подобными территориями. Сейчас нас интересует сербский вопрос, который и в самом деле не может ждать.
– Насколько я понимаю, – проворчал Франц Фердинанд, – именно для того, чтобы иметь право разрешить сербский вопрос в самом радикальном ключе, вы сначала выдали за своего брата сербскую принцессу, а потом сделали его царем Болгарии…
– Неправильно понимаете, – вместо императрицы ответил Одинцов, – на самом деле сербский вопрос – это ключ к большой войне на Балканах. Половину этой задачи мы решили, когда сделали так, что сербы не потянутся за чужими кусками. Теперь надо добиться, чтобы Сербия получила все земли, населенные сербами, а иначе мы не договоримся, и тогда разбирать Австро-Венгрию на запчасти придется в ускоренном порядке, невзирая на некоторые издержки.
– Да, мой друг! – патетически воскликнул кайзер. – Русские настроены серьезно, а мы не согласны из-за такой мелочи ставить на кон существование своего Второго Рейха. Если вы упрямитесь по этому вопросу, когда во всем остальном вам дают шанс сделать все благопристойно, то мы отходим в сторону и умываем руки. Если русские и болгарские армии атакуют вас с территории Сербии, то мы не будем считать Россию находящейся в состоянии войны с Австро-Венгрией и, соответственно, не вступим в войну на вашей стороне. Ведь от вас просят такую малость, а вы кочевряжитесь.