.
Успех национального строительства (и войны, сопровождавшие часть этого процесса) оставил тему «национализма» как такового в тени. Вместе с тем возникает вопрос: почему из десятков национальных движений, вышедших на авансцену в период перестройки, только небольшая часть добилась национальной государственности (или хотя бы статуса автономии), а другим это не удалось? Почему бóльшая часть этих движений достигла весьма скромных результатов даже в обычной политической жизни, не сумев составить большинства в парламентах? Если же сдвинуть рычажок рефлексии чуть дальше, то возникает следующая группа вопросов: а почему национальное движение обязательно должно построить национальное государство или хотя бы автономию?
С одной стороны, не все националистические организации и идеологи национализма вообще считают необходимым создание собственно «национального государства» или другого вида территориального субъекта. Для многих вполне достаточным на современном этапе представляется формирование и поддержание некой национальной общности и сохранения того, что является ее символами452, а также «соблюдение прав» этой общности и получение субсидий или компенсаций для нее (или от ее имени).
Максима о «праве наций на самоопределение» противоречит практике даже тех государств, которые, казалось бы, полноценно обеспечивают права человека. Подавление действительно массового сепаратистского движения в Каталонии в 2018–2019 годах (поддержанного региональным правительством и большей частью регионального парламента) в демократической Испании весьма показательно, но не является исключительным случаем. Массовые сепаратистские движения или, во всяком случае, крупные сообщества (в том числе парламентские политические партии), готовые говорить от имени регионов и требовать не только особых прав, но и особо выделенных территориальных границ, существуют почти во всех западноевропейских странах, США, Канаде, Мексике. И хотя разрешение вопросов с этими сообществами есть часть нормальной политической практики, которая включает различные формы (удовлетворение их финансовых претензий или передача им особых прав), реальная сепарация, реальное образование своего государства фактически невозможны, даже когда желающая отделиться и остающиеся общины сопоставимы по численности населения (как, например, в Бельгии).
Поэтому задачу настоящей главы автор видит в необходимости отойти от эмоционально нагруженных дискуссий о «правах» тех или иных национальных сообществ на образование государств или их «неправоте» в отношении бывшей империи и меньшинств, к ней относящихся, и проанализировать то, чего за 30 лет добились позднесоветские национализмы и какие объективные причины помогали или препятствовали реализации замыслов политиков, с ними связанных.